Къ чему же сводится фактическое и притом искреннее добровольное знакомство французовъ съ нами? Самымъ яркимъ фактомъ духовнаго взаимодѣйствія является то мірное завоеваніе, которое русский романъ произвелъ въ Парижѣ къ половинѣ 8о-хъ годовъ. Но развѣ это сдѣлали французы? Завоева ніе произведено нашими писателями и ихъ переводчиками И среди этихъ переводчиковъ найдется какихъ-нибудь два-три француза, а остальные были русскіе. Подводя итоги моимъ личнымъ воспоминаніямъ, знакомствамъ и встрѣчамъ за цѣлыхъ тридцать лѣтъ, я приведу еще разъ нѣсколько именъ французовъ, которые стали изучать нашъ языкъ, литературу, исторію, государственный и общественный бытъ. Изъ слушателей русскаго поляка Ходозко, занимавшаго кафедру славянскихъ нарѣчій въ Collège de France, вышелъ профессоръ Леже— одинъ изъ первыхъ французовъ моего поколѣнія, которые стали преподавать русскій языкъ и знакомить публику съ нашей литературой. Всего больше узнала французская публика о Россіи, какъ о государствѣ, о внутренней жизни нашего общества, изъ статей и книгъ Анатоля Леруа Болье. Успѣху русскаго романа, какъ я уже говорилъ выше, способствовалъ. Мельхіоръ де-Вогюэ; русской исторіей занялся Рамбо; а теперь, въ числѣ профессоровъ Collège de France, какъ вы видѣли выше. есть французъ нѣмецкаго происхожденія, г. Флахъ, читающій постоянно лекціи по нашему государственному и обычному праву. Къ этому надо прибавить все то, что сдѣлано по преподаванію русскаго языка въ парижскихъ лицеяхъ и то, что пишется въ критическихъ статьяхъ, корреспонденціяхъ, очеркахъ и монографіяхъ и въ газетной прмссѣ, и въ болѣм спеціальныхъ серьезныхъ изданіяхъ.
Но проникла ли въ свѣтское парижское общество, въ буржуазную или народную массу потребность знакомиться съ Россіей и русскими, настолько, чтобы имѣть о насъ, о нашей государственной и общественной жизни, о нашихъ порядкахъ, нуждахъ и потребностяхъ, хоть какое-нибудь вѣрное представленіе. Та система замалчиванья, которой держится теперь французская пресса во всемъ, что касается Россіи, какъ только что-либо кажется ей сколько-нибудь щекотливымъ, конечно, не поведетъ къ настоящему знакомству съ нашимъ отечествомъ. Да у французовъ, повторяю, (за исключеніемъ нѣкоторыхъ выдающихся ученыхъ, мыслителей и публицистовъ), малая склонность уходить въ чужую душу, дѣлать чужую страну предметомъ продолжительныхъ и постоянныхъ изученій. Они могутъ быть сами, какъ нація, создавшая столько привекательныхъ (вещей — близкими намъ, быть можетъ, больше чѣмъ англичане: нѣмцы или итальянцы; но это уже ихъ счастье. И еслибъ всѣ остальныя націи, въ томъ числѣ и мы, отличались такою же малой воспріимчивостью ко всему тому, что не свое, то, конечно, и мы бы остались равнодушными къ тому, что французская надія создала, какъ она поработала для идеаловъ европейскаго человѣчества, чего добилась, въ лицѣ своемъ, и для другихъ націй.