Исторія этой дружбы — яркій примѣръ того, какъ солидарность во взглядахъ и симпатіяхъ поддерживала и скрашивала существованіе самыхъ лучшихъ людей Франціи, которымъ Бонапартовъ режимъ придавалъ еще большее обаянія и значения.
Къ этимъ четыремъ знаменитостямъ шестидесятыхъ годовъ примыкалъ и тотъ французскій писатель, который внѣ Франціи имѣлъ, до самой своей смерти, огромное вліяніе въ области научнаго мышленія, исторіи литературы и критики художественнаго творчества. И Тэнъ принадлежалъ Латинской странѣ не менѣе своихъ знаменитыхъ сверстниковъ, хотя къ тому времени, когда я пріѣхалъ въ Парижъ, его даровитое преподаваніе ограничивалось только сферой изящныхъ искусствъ и происходило въ Ecole des beaux arts, a не въ Сорбоннѣ или Collège de France, гдѣ ему слѣдовало бы занимать кафедру по праву, и еще болѣе въ той Высшей Нормальной школѣ, гдѣ онъ воспитывался. Такой пробѣлъ чувствовали мы всѣй но кто хотѣлъ слушать Тэна — проникалъ и въ тотъ Гемициклъ Школы Изящныхъ Искусствъ, который украшенъ живописью Поля Деляроша и куда доступъ былъ довольно свободный: нужно было только добыть себѣ входный билетъ въ бюро школы. и опять-таки даромъ. Но Тэнъ всем, что онъ до того времени напечаталъ, т. е. самыми даровитыми своими книгами по истории философскихъ илей о Франціи, по критической обработкѣ различныхъ эпох и выдающихся дѣятелей античнаго міра, новой и новѣйшей исторіи, своей психологіей, своими книгами по искусству — фактически былъ однимъ изъ самыхъ крупныхъ "властителей дум" молодыхъ генераций.