Советское руководство, стремясь угодить своим новым патронам и отчаянно пытаясь «американизироваться», решилось на «шоковую терапию», рекомендованную «знахарями» из Гарварда. Через десять лет, в 2000 году, статистика поведала итог: неравенство в доходах выросло втрое, треть населения России живет за чертой бедности, преступность и коррупция вышли из-под контроля, а в некоторых частях страны натуральный обмен заменил денежное обращение. Для послевоенного поколения этот опыт стал самым мучительным за всю его жизнь. Добавьте к этому физическое убожество их лидера, Бориса Ельцина, оказавшегося «фальшивым бриллиантом»: аморальный и распущенный клоун, некомпетентный и жадный до неприличия. Запад, боясь худшего, решил поддержать его. Средства массовой информации покорно начали петь дифирамбы новому русскому лидеру.
Преступность и коррупция были обычным делом и в Китае, где многие бюрократы использовали свою власть, чтобы превратиться в капиталистов, выкупив государственную собственность. Однако существовало важное отличие. Хаоса по российской модели здесь удалось избежать. В экономике были отмечены значительные успехи. Китайский капитализм функционировал сравнительно нормально. Уровень его роста был выше, чем в некоторых западных странах, а в Соединенных Штатах он нашел массовый рынок сбыта для своих товаров. Китай начал смотреть в будущее с большей уверенностью.
В то же время Коммунистическая партия сохранила свою монополию на власть. Оказалось, что «рыночный сталинизм» работает и в чисто капиталистических условиях. В отличие от советских и восточноевропейских коллег, китайцы были частично изолированы своей культурой и цивилизацией. Они вовсе не стремились подражать Западу, даже тогда, когда осознали, что не могут обойтись исключительно внутренними резервами. Их экономика требовала интеграции в мировую. Это привело к необходимости вступить во Всемирную торговую организацию (ВТО) и завязать отношения со Всемирным банком и Международным валютным фондом (МВФ). Отрицательные стороны этого были уже знакомы: растущее социальное неравенство, коррупция, масса безработных. Неудивительно, что лишенные работы китайцы — и интеллигенты, и рабочие — начали эмигрировать в другие страны. Несмотря на барьеры, этот поток переселенцев будет расти, поскольку Китай интегрируется в мировой рынок. Символом этого процесса стала проведенная в Нью-Йорке в декабре 2000 года трогательная церемония памяти китайского диссидента Ван Жована, умершего в этом городе. Ему было 83 года, и большую часть своей жизни он провел, стараясь улучшить социально-политические условия в Китае, однако умер Ван Жован в Соединенных Штатах. Речь на панихиде по нему была произнесена другим известным изгнанником, журналистом и писателем Ли Биньянем, наблюдения которого позволили увидеть омерзительные особенности режима:
Ван начинал свою жизнь с высокими идеалами и юношеской энергией; он вложил их в дело Коммунистической партии, лидеры которой сначала исключили его из партии, потом посадили в тюрьму, потом морили голодом и пытали, потом разрушили его семью, потом «простили» и вновь признали его, потом вновь исключили и снова посадили в тюрьму, а в конце концов вынудили его отправиться в изгнание…
Когда мы сегодня смотрим на Китай, видим ли мы тот Китай, на который мы с Ваном надеялись 60 лет назад? Мечтали ли о Китае, где коррупция, жульничество и цинизм стали обычным делом и где нашли себе место беспощадная эксплуатация, болезни, проституция и бандитизм? О Китае, где уровень суицида в сельской местности самый высокий в мире и где «умные» люди не имеют никаких моральных устоев и не хотят их иметь? О Китае, где природную среду нужно восстанавливать десятки лет, если вообще можно восстановить?
Управляемый режимом, который никогда не обратит свой взгляд на десятки миллионов безвременно погибших от голода, вызванного «большим скачком», и до сих пор жестко подавляет любую личность или организацию, которая выступает — или может выступить — против него? Это ли это место, где Ван думал окончить свои дни, когда начинал свой жизненный путь?