Джинна представлял себе Пакистан как слияние неразделенного Пенджаба и неразделенной Бенгалии, к которым должны быть присоединены Зинд, Белуджистан и Северо-Западная пограничная провинция. По этому рецепту в Пенджабе было бы 40 % индусов и сикхов, а в Бенгалии — 49 % индусов. Это было утопическое решение. Как только разгорелись конфессиональные страсти и соседи стали резать друг друга (как и в Боснии пятьдесят лет спустя), сохранить эти провинции едиными стало очень трудно.
«Мне нет дела до того, что вы мне мало даете, — заявил, как сообщается, Джинна в марте 1947 года последнему вице-королю, лорду Маунтбаттену, — до тех пор, пока вы даете мне это полностью».
Цена разделения оказалась очень высокой: два миллиона убитых, одиннадцать миллионов беженцев. Один из самых талантливых писателей субконтинента Саадат Хасан Манто на языке урду написал шедевр, озаглавленный «Тоба Тек Сингх», рассказ о психиатрической больнице в Лахоре во времена разделения. Когда целые города подверглись этническим чисткам, как чувствовали себя сумасшедшие? Душевнобольным индусам и сикхам сказали, что их перевезут в Индию. Пациенты — индусы, сикхи и мусульмане — разволновались, не желая расставаться, они обнимали друг друга и плакали. Индусов и сикхов заставили сесть в грузовики для перевозки в Индию. Один из них, сикх, был до того переполнен яростью, что, когда транспорт добрался до границы, он отказался перейти ее и умер на демаркационной линии, которая отделяет новый Пакистан от старой Индии. Когда реальный мир поражает безумие, только сумасшедшие остаются нормальными. Душевнобольные понимали, что совершается преступление, и понимали это куда лучше, чем политики, которые на него согласились.
Годом позже, в 1948 году, другой, но сравнимый с этим процесс должен был преобразовать арабский мир. Право на существование получило еще одно конфессиональное государство — Израиль. Вновь сторонники разделения разгромили сторонников объединения. И в Пакистане, и в Израиле отцы-основатели государства были далеки от конфессиональной политики. Мохаммед Али Джинна был известный агностик, который нарушил большинство запретов своей религии. Бен-Гурион и Моше Даян заявили, что являются атеистами. Но все же религия использовалась как главный мотив при создании этих двух государств, что шло в разрез с желаниями фундаменталистов. Партия «Джаммат-э-Ислами» и ее аналог у иудеев противились образованию этих государств. Впрочем первая быстро отрегулировала свои позиции по данному вопросу, а вторая осталась враждебной к созданию государства Израиль и зачастую выказывала гораздо большую симпатию к обездоленным палестинцам, чем к своим светским противникам.
Масштабы резни в Палестине были не те, что в Южной Азии, однако агрессивность и безжалостность, с которой палестинцев сгоняли с их земель, нанесли такую рану, которая никогда не заживет. Несмотря на все ужасы разделения, ни один из беженцев не остался без государства или без дома. Всех беженцев приняли либо в Индии, либо в Пакистане, а многие из них даже получили от государства компенсацию за утраченную собственность.
Палестинцы, изгнанные сионистскими поселенцами из своих деревень, стали людьми без государства, до конца дней своих обреченными на изгнание или на жизнь в невыносимых условиях в лагерях для беженцев. Ничто не имело такого воздействия на общественное мнение в Пакистане до триумфа Гамаля Абделя Насера в Египте. Это было в 1956 году, когда Израиль присоединился к Великобритании и Франции, чтобы захватить Египет. Тогда я впервые отметил, какое значение имеет это новое государство на Ближнем Востоке для всего региона. До того момента история геноцида евреев затмевала проблемы и беды палестинцев, которые недооценивали или игнорировали.
Я начал осознавать масштаб этой катастрофы, когда в 1967 году в первый раз посетил палестинские лагеря в Иордании и Сирии. Это было через несколько недель после Шестидневной войны. Я был глубоко потрясен ранами, нанесенными палестинским детям, условиями, в которых беженцы принуждены были жить, и историями, которые рассказывали матери, сестры и жены. Ни одна из женщин, с которыми я разговаривал, в этих лагерях, не закрывала лицо, и только немногие покрывали головы платками. Именно тогда я впервые серьезно подумал о двойной трагедии, которая свершилась. Страдания европейских евреев — от погромов в царской России до тотального уничтожения в Освенциме и Треблинке — лежат на совести буржуазной цивилизации. Палестинских арабов заставляют расплачиваться за эти преступления, в то время как Запад вооружал и материально поддерживал Израиль, очищая свою совесть.