Победа японцев над флотом императорской России в 1905 году была с энтузиазмом встречена колониальным миром. Для многих это стало свидетельством возрождения Азии, и многочисленные националисты-интеллектуалы в колониях рассматривали Страну восходящего солнца как потенциального союзника. В Бенгалии, как и на Яве, новости об успехе Японии доходили и до сельского населения. Традиционная культура архипелага внесла мистический элемент в эту историю: пошли слухи о большом корабле, «который приплывет сквозь облака вместе с японской армией, которая победит голландцев». Еще более фантастическую надежду выразил «Ал-Имам», мусульманский журнал, выпускавшийся в Сингапуре: якобы Япония, нуждавшаяся в обращении в одну из мировых религий для выживания в современном мире, вполне может выбрать ислам. Почему? Потому что только ислам гарантировал расовое равноправие, тогда как христианство — религия «белых империй» — никогда не относилось к японцам как к равным, и поэтому, как отмечалось в газете, «читателя не удивит, если мы скажем, что мусульманская Япония станет лидером всех народов к востоку от Бабал-Мандаба “ключа к Красному морю”[177]. Даже когда стало ясно, что звезда и полумесяц не заменит японцам восходящее солнце, Япония по-прежнему оставалась источником вдохновения для азиатского национализма[178]. Но вскоре, и не менее сильно, задули и другие ветры.
В 1914 году голландский марксист Хенрик Снивлиет основал Индийскую социал-демократическую ассоциацию. Она состояла из горстки марксистов, включая Тан Малаку и Семауна, позже ставших основателями Индонезийской коммунистической партии (КИИ). До этого они вступили в «Сарекат Ислам», чтобы заниматься там «работой с массами». Победа Русской революции 1917 года создала врага и Японии, и всем ярым националистам. Последователи Тан Малаки и его товарищей теперь начали открыто агитировать в рамках «Сарекат Ислама» за более явную революционно-освободительную позицию партии. Делегация от организации посетила Конференцию тружеников Востока в Баку в 1920 году. Именно здесь, в присутствии сотен делегатов от разных стран мусульманского мира, Григорий Зиновьев, бывший тогда председателем Коминтерна, крайне эмоционально призвал мусульманский мир начать джихад против всех империй. В ответ раздались аплодисменты и выстрелы в воздух.
В 1921 году коммунистическая фракция в «Сарекат Ислам», включавшая членов, совершивших хадж в Мекку, потребовала на ежегодном съезде организации «совершить революцию в интересах угнетенного народа». О настроении на съезде можно судить по тому, что в рамках даже самой умеренной группы Агуса Салима постоянно подчеркивалось, что якобы Мухаммед проповедовал социализм за 12 сотен лет до Маркса. Салим осудил «двойственную душу» КПИ и выступил в защиту «чистой души “Сарекат Ислам”». Расцвет «чистой души» КПИ породил замечательную личность Мохаммада Мисбаха (1876–1926) или «Красного хаджу» («Хаджа» — значит «совершивший паломничество в Мекку»).
Совершавшиеся в различных частях света попытки создать политические организации, включавшие и исламистов, и коммунистов, терпели неудачи. Но иногда такие усилия порождали отдельных личностей, для которых подобный синтез был возможен: хаджа Мисбах был именно такой личностью. Он сыграл важную роль в антиколониальной борьбе и был сослан на Ириан (название Новой Гвинеи на Яве) вместе с арестованными членами КПИ в конце 1920-х годов[179].
После раскола организации большинство ее членов перешли к радикалам. «Сарекат Ислам» продолжила свое существование, но перестала быть массовой организацией и через нескольких лет исчезла. Все больше ортодоксальных мусульман обретали сторонников в модернистских исламских организациях; незначительное их число перешло в «Нахдлатул Улама» (НУ), партию, основанную в 1926 году как противовес ортодоксальному модернистскому исламу и крайне критично настроенную по отношению к синкретичному суфизму.
177
По поводу конкретно этой и другой подобной информации см. Михаэль Фрэнсис Лаффан, Исламское национальное единство и колониальная Индонезия, Лондон & Нью-Иорк, 2003.
178
Когда после Первой мировой войны победители основали Лигу Наций, Япония (тогда бывшая среди стран-победительниц) предложила, чтобы Устав Лиги ликвидировал расизм. Сама эта мысль оскорбила Соединенные Штаты и Британию, и на предложение сразу же было наложено вето.
179
Чтение о Мисбахе напомнило мне о маулане Бхашани. Религиозный крестьянский лидер в Восточной Бенгалии, в 1930—1940-х годах работал в тесном сотрудничестве с коммунистами и многое перенял из их риторики. Он посетил Пекин и в начале 1960-х годов встретился с Мао. В отличие от Мисбаха, маулане Бенгалии было легко польстить, и китайцы убедили его прекратить оппозицию диктатуре Айюб-хана. Он рассказал мне об этом, когда мы совершали недельное путешествие по деревням Бенгалии в 1969 году. К этому времени он стал критично относиться к китайской политике и спрашивал, не мог бы я стать его «политическим секретарем». Я с сожалением отклонил это предложение. Позднее коллега и его почитатель сказал, что Бхашани завоевал симпатии среди крестьян при помощи проповеди о воинственности в Коране. Он сказал крестьянам, что бегло говорит по-арабски. Однажды в его деревне Бхашани навестил один египетский ученый. Сторонники из крестьян окружили Бхашани. Египтянин обратился к нему на арабском, но был явно озадачен ответами мауланы. Бхашани бросил еще одну фразу и оборвал разговор. После того как он ушел, ученый повернулся к профессору из Бенгалии, сопровождавшему его, и спросил: «Не могли бы вы объяснить, почему каждый раз, когда я его спрашивал, он отвечал стихами из Корана?» Тогда-то интеллектуалы из Дхаки поняли, что «Красный маулана» не умел говорить по-арабски, а, как и многие другие, выучил Коран наизусть. Это означало, что он не представлял себе, что именно написано в Книге.