Вечерело. Между делом сельмаг подвергся повторной осаде. С прилавков был сметен дорогой коньяк, который сельчане употребляли вприглядку, довольствуясь «беленькой». После второго забега Вадим успел подоить корову и, выйдя из стайки, был неприятно удивлен шарахающейся по его огороду парочкой. По всей видимости, молодые люди представления не имели, что за сосед достался хозяевам хоромины, иначе они бы остереглись нарушать границу без спросу. Да вообще бы поостереглись. Ладно бы незваные наклюканные «экскурсанты» вытаптывали межу, нет — они топтались по погосту. Волосатый парень, прическа которого состояла из небрежного «хвоста», перехваченного черной резинкой, поплевывая на памятник деду и опираясь левой ногой на надгробие бабы Поли, пытался ножом срезать самую толстую ветку медового дерева, которое давно распустилось и на всю округу благоухало сладким ароматом. За половину апреля и первые числа мая деревце еще подросло и стало толщиной с две мужских руки. Девушка, кутающаяся в великоватую ей спортивную куртку, подбадривала ухажера. Отставив ведро в сторону, возмущенный хозяин бросился на защиту памятников дорогих ему людей. В праведном гневе он на мгновение позабыл о своем даре, чего не случалось с ним давно, и желал лишь одного — набить патлатой сволочи морду. Пока Вадим перепрыгивал через грядки с зеленью и клубникой, ветка была срезана и почти преподнесена пьяненькой даме, икавшей из-за вечерней прохлады.
— Ты че-о, мля… — разув глаза, пьяным голосом только и успел вякнуть рыжий волосатик, удивленный внезапным появлением перед собой неизвестного субъекта с перекошенной злой мордой, прежде чем полетел на землю от мощного удара в челюсть. Громко клацнули зубы. — А-а-а! Ты, с-су-ука! Че творишь! Ур-рою… м-молись, гнида… — рыкнул он, поднимаясь на ноги, в левой руке сверкнуло лезвие ножа.
Урыть не получилось. Парень согнулся пополам от невидимого удара в живот. Нечто шибануло его так, что выбило «клапан», и штаны потяжелели от теплой, дурно пахнущей массы.
— У-у-у, — закатывая глаза и роняя слезы размером с кулак, «урывальщик» плюхнулся задом на землю, — мама…
— А-а! — взвизгнула девица, выйдя из ступора. — Серого бьют!
Девчонка, вместо того чтобы убежать, подскочила к Вадиму, оттолкнув его руками. Не ожидавший такой развязки, он отступил на шаг, запнувшись об ноги обгадившегося осквернителя могил, взмахнул руками, пытаясь восстановить равновесие. Ни разу в жизни поселковый знахарь не поднимал руку на девочек и не представлял, что это такое. В школе за подобное можно было огрести без разговоров. Что-что, а некоторые нормы и неписаные правила вбивались и блюлись школярами строго. Что и сыграло с Вадимом злую шутку. Верещащая девка отпихнула его повторно. Оступившись, он со всего маху налетел спиной на сук срезанной ветки. Мягко чпокнув, острое дерево легко вошло под левую лопатку, пронзив несколько сантиметров человеческой плоти.