Бурный Арей покрывает всю битву,
троянам помощный…
…лишь узрел, что Паллада Афина
Бой оставляет, богиня, защитница воинств ахейских».
(V, 506–511. Пер. И. Гнедича)
Гера, богиня Земли, «ступила на пылающую колесницу», и «с громом врата небесные сами разверзлись при Горах, страже которых Олимп и великое вверено небо».
Она сказала Зевсу:
«Или не гневен ты, Зевс, на такие злодейства Арея?
Сколько мужей и каких погубил он в народе ахейском
Нагло, насильственно!..
на меня раздражишься ли, если Арея
Брань я принужу оставить…?»
(V, 757–763. Пер. Н. Гнедича).
И Зевс ответил:
«Шествуй, восставь на Арея богиню победы,
Палладу:
Больше обыкла она повергать его в тяжкие скорби».
(V, 765–766. Пер. Н. Гнедича)
И тогда наступил час битвы:
Разом и бич и бразды захвативши, Паллада Афина Вдруг на Арея на первого бурных коней устремила…
…Афина
Шлемом Аида покрылась, да будет незрима Арею».
(V, 840–845 Пер. Н. Гнедича)
Арес, «смертных губитель», был атакован Палладой Афиной, которая направила меч «в пах под живот»:
…И взревел Арес медыобронный
Страшно, как будто бы девять иль десять
воскликнули тысяч
Сильных мужей на войне, зачинающих ярую битву.
(V, 859–861. Пер. Н. Гнедича)
Даже когда темнота заволокла небо и после зноя поднялся неистовый ветер, даже в этом случае… был виден медный Марс, с облаками идущий к просторному небу. В небесах он обращается к Зевсу с горькими жалобами на Афину:
«Все на тебя негодуем: отец ты неистовой дщери,
Пагубной всем, у которой одни злодеяния в мыслях.
Боги другие, колико ни есть их на светлом Олимпе,
Все мы тебе повинуемся…
Но потворствуешь ей, породивши зловредную дочерь!»
(V. 875–880. Пер. Н.Гнедича)
И Зевс отвечал:
«Ты ненавистнейший мне из богов, населяющих
небо!
Только тебе и приятны вражда, да раздоры,
да битвы!»
(V, 890–891. ер. Н. Гнедича)
Первый раунд был проигран Аресом. «Гера и Афина… заставили Ареса, погубителя смертных, прекратить свои злодеяния».
В этом духе и продолжается поэма, и ее аллегорические черты видны сразу. В пятой песне «Илиады» Арес называется своим именем более тридцати раз, и на протяжении всей поэмы он ни разу не исчезает со сцены, будь то на небе или на земле. В двадцатой и двадцать первой песне описывается кульминация битвы богов у стен Трои:
… Вскричала Афина….
Страшно, как черная буря, завыл и Арей
меднолатый,
Звучно троян убеждающий…
Так олимпийские боги, одних на других возбуждая,
Рати свели и ужасное в них распалили свирепство.
Страшно громами от неба отец и бессмертных и смертных
Грянул над ними; а долу под ними потряс Посейдаон
Вкруг беспредельную землю с вершинами гор высочайших.
Все затряслось, от кремнистых подошв до верхов многоводных
Иды: и град Илион, и суда меднобронных данаев.
В ужас пришел под землею Аид, преисподних владыка;
… Лона земли не разверз Посейдон, потрясающий землю,
И жилищ бы его не открыл и бессмертным и смертным…
Так взволновалося все, как бессмертные к брани сошлися.
(XX, 48–66. Пер. Н. Гнедича)
В битве богов вверху и внизу троянцы и ахейцы столкнулись друг с другом, и весь мир ревел и содрогался. Битва шла во мраке; Гера напустила плотный туман. На реке «высоко валы заплескали, страшно кругом берега загремели». Даже океан «трепещет всемогущего Зевса перунов и ужасного грома, когда от Олимпа он грянет». Гогда вступает в битву «пожирающий огонь. В поле сперва разгорелся огонь, и тела пожирал он… Поле иссохло». Тогда на реку обратился «разливающий зарево пламень». «Рыбы в реке затомились, и те по глубоким пучинам, те по прозрачным струям и сюда и туда заныряли… Вспыхнул и самый поток». «Стала река, протекать не могла», не способная защитить Трою.
Между богами «вспыхнула страшная, бурная злоба». «Бросилась с шумной тревогой; глубоко земля застонала. Вдруг, как трубой, огласилось великое небо… Зевс, на Олимпе сидящий, …с радости в нем засмеялось сердце, когда он увидел богов, устремившихся к брани».
Арес начал бой и первым налетел на Афину с медным копьем в руках, изрыгая брань: «Паки ты, наглая муха, на брань небожителей сводишь?… Или не помнишь, как ты… пред всеми копье ухвативши, прямо в меня устремила и тело мое растерзала?»
Второй поединок между Аресом и Афиной был также проигран Аресом:
…И ударил копьем в драгоценный эгид многокистный…
В оный копьем длиннотенным ударил Арей исступленный.
Зевсова дочь отступила и мощной рукой подхватила
Камень, в поле лежащий, черный, зубристый, огромный…
Камнем Арея ударила в выю и крепость сломила-
Улыбнулась Афина…
«Или доселе, безумннй, не чувствовал, сколь пред тобою
Выше могуществом я, что со мною ты меряешь силы?»
(XXI, 400–411. Пер. Н. Гнедича).
Афродита подошла к раненому Аресу, «взяла его за руку и увела». Но «Афина устремилась в погоню… Она поразила Афродиту в грудь своей могучей рукой… и у ней обомлело сердце».
Эти выдержки из «Илиады» показывают, что некая космическая драма происходила над полями Трои. Комментаторы признавали, что первоначально Арес был не просто богом войны и что это его качество было второстепенным и привнесенным позже. Греческий Арес — это латинская планета Марс; это закреплялось в классической литературе много раз. В так называемой гомерической поэзии тоже сказано, что Арес — это планета. Гомерический гимн Аресу гласит:
«Всемогущий Арес… великий вождь, совершающий свое яростное вращение среди семи блуждающих звезд (планет), где твои огненные кони возносят тебя над третьей колесницей».[725]
Но что могло это значить: то, что планета Марс разрушает города, или то, что планета Марс спускается с неба в темном облаке, или то, что она вовлекает Афину (планету Венера) в битву? Арес должен был воплощать некую природную силу, как предполагали комментаторы. Арес должен был быть или персонификацией яростной бури, или богом неба, или богом молнии, или солнечным богом и т. д.[726] Эти объяснения беспочвенны. Арес-Марс был тем, что означает его имя — планетой Марс.
Я нашел у Лукиана утверждение, которое подкрепляет мою интерпретацию космической драмы в «Илиаде». Этот автор второго столетия нашей эры предлагает в своей работе «Об астрологии» наиболее важный и наименее учтенный комментарий к гомеровскому эпосу:
«Все, что он (Гомер) сказал о Венере и Марсе с присущей ему страстью, совершенно очевидно извлечено только из одного источника — из этой науки (астрологии). В самом деле, именно конъюнкция Венеры и Марса создала поэзию Гомера».[727]
Лукиан не знал, что Афина — это богиня планеты Венера,[728] однако он сознавал реальное значение космического замысла гомеровского эпоса, что свидетельствует о том, что источники его познаний в области астрологии содержали сведения о небесной драме.
Я считаю, что моя интерпретация гомеровской поэмы была предвосхищена и другими. Кто они были — сейчас сказать невозможно. Однако Гераклит, малоизвестный автор первого века, которого не следует путать с философом Гераклитом Эфесским, написал работу о гомеровских аллегориях.[729] По его мнению, Гомер и Платон были двумя величайшими умами Греции, и он пытался связать антропоморфическое и сатирическое описание богов Гомером с идеалистическим и метафизическим подходом Платона. В параграфе 53 своих «Аллегорий» Гераклит опровергает тех, кто думает, что битва богов в «Илиаде» означает столкновения планет. Таким образом, я обнаружил, что некоторые из античных философов должны были придерживаться того же мнения, к которому я пришел независимо от них в результате долгой дедукции.
725
726
729