Узкий коридор был окрашен в зеленый цвет. В нем стоял запах дерьма и мочи. Там и сям на стенах и полу зияли дыры. Все стены были покрыты надписями и рисунками, оставленными пьянчугами, ожидающими очереди в сортир. Самая большая надпись, сделанная черной краской, гласила: «ПОШЛЕМ ВСЕХ АМЕРИКАНСКИХ НИГЕРОВ И ЖИДОВ В ИРАН».
Шум из пивной казался громким в кладовой. Казалось, что этот грохот никогда не прекратится. Джек взглянул в кладовую, поверх бочки, установленной на тележку, чтобы проверить, не заметен ли его рюкзак.
Он должен сбежать. Должен. Мертвый телефон, который, наконец, заговорил, казалось, накрыл его колпаком из черного льда… и это было плохо. Рендольф Скотт был хуже. Этот парень на самом деле не был Рендольфом Скоттом: он просто выглядел как Рендольф Скотт в фильмах сороковых годов. Смоки Апдайк, возможно, был хуже… хотя сейчас Джек не был уверен в этом. Особенно с тех пор, как он заметил (или подумал, что заметил), что глаза того человека, который выглядит, как Рендольф Скотт, меняют цвет.
Но хуже всего был сам Оутли… он был уверен в этом.
Оутли, штат Нью-Йорк, теперь казался ужасной ловушкой, которая была расставлена специально для него… Естественное чудо природы. Мухоловка. Хищное растение. Ловушка. В него легко попасть. Из него почти невозможно выбраться.
Высокий мужчина с огромным выпирающим животом ожидал своей очереди в мужской туалет. Он ковырялся во рту пластиковой зубочисткой и поглядывал на Джека. Джек подумал, что это тот самый живот, который он ударил дверью.
— Задница, — повторил мужчина, и в этот момент дверь туалета распахнулась. Из нее вышел мужчина. На одну секунду их взгляды встретились. Это был тот самый человек, который был похож на Рендольфа Скотта. Но это был не кино-герой; это был один из многих завсегдатаев кабачка, который пропивает свою недельную зарплату. Позднее он сядет в свой мустанг или на свой мотоцикл и уедет.
Его глаза становятся желтыми.
Нет, это твое воображение, Джек, просто твое воображение. Он просто…
Просто пьяница, который смотрит на него, потому, что Джек здесь новенький. Он, наверное, посещал в этом городе высшую школу, играл в футбол, совратил девочку-католичку, женился на ней, и она стала толстухой от шоколада и замороженных ужинов; просто дубина из Оутли, просто…
Но его глаза становились желтыми.
Прекрати! Этого не может быть!
И все же в нем было что-то, что заставило Джека вспомнить о том, что же произошло, когда он входил в город… О том, что произошло в темноте.
Толстяк, который обозвал Джека задницей, обошел стоящего перед ним человека. Рендольф Скотт уставился на Джека. Его большие, покрытые венами руки свисали до колен.
Глаза были ясно-голубыми… но вдруг стати изменяться, бледнеть и светлеть.
— Малыш, — сказал он, и Джек бросился в зал, толкнув дверь и совершенно не заботясь о том, что может кого-то сбить.
Его оглушил шум. Кенни Регерз, красный от возбуждения, наклонился к кому-то по имени Ройбен Джеймс.
— Твой учитель подставляет другую ЩЕКУ, — Кенни осмотрел зал, полный тупых, скучных пьяниц, — и говорит, что существует лучший мир, ожидающий СМИРЕНИЯ!
Джек не видел никого, кто выглядел особенно смиренным. Группа музыкантов опять собиралась на возвышении и доставала инструменты. Все они, кроме гитариста, выглядели пьяными… возможно, они не совсем понимали, где находятся. Только гитарист откровенно скучал.
Слева от Джека по таксофону говорила женщина. Это был тот телефон, до которого Джек никогда в жизни не дотронется снова, даже за тысячу долларов. Пока она говорила, пьяный кавалер пытался залезть под ее наполовину расстегнутую блузку. На большой танцевальной площадке около семидесяти пар, толкаясь и улыбаясь, топтались в такт музыке, обхватив руками ягодицы, прижавшись друг к другу губами, пот тек по их щекам и собирался в темные пятна подмышками.
— Наконец-то, слава Богу! — сказала Лори, и поманила его пальцем к себе. Смоки был в баре, наполняя бокалы джином с тоником, водкой и пивом. Это был фирменный коктейль Оутли: «Черный Русский».
Джек увидел, как Рендольф Скотт вошел через дверь следом за ним. Он взглянул прямо на Джека своими голубыми глазами. Он слегка кивнул, как бы говоря: «Мы еще поговорим. Да. Может быть, мы поговорим о том, что могло и чего не могло произойти в туннеле Оутли. Или о бичах из бычьей кожи. Или о больных матерях. Может быть, мы поговорим о том, как надолго ты останешься здесь. Может быть, пока не станешь стариком, плачущим над тележкой из магазина. Как ты думаешь, Джеки?»