Итак, как рождается книга? Сначала проблема, которая занимает меня как гражданина, далее — исследование исторических материалов и, наконец, «проигрывание» истории через себя.
А. Ч. Ваш герой отличается от героев других авторов, пишущих приключенческие романы, детективы, тем, что предельно занят своей работой. У него почти нет личной жизни. У него есть коллеги, помощники, но это и все… Возьмите болгарского писателя Богомила Райнова…
Ю. С. Прекрасный писатель!..
А. Ч. Его герой влюбляется в кого ни попадя, и именно любовные коллизии становятся важным, порой решающим моментом интриги. То есть Райнов отрабатывает, как правило, классический вариант: любовь и долг. У вас другая проблема: личность, противостоящая системе. Романтический герой-одиночка. И вы показываете эту работу.
Ю. С. Когда мне чисто по-человечески хочется «дать» Исаеву близкого человека, женщину, за этим всегда следует трагедия: гибнет и Дагмар Фрайтаг в «Приказано выжить», и Клаудиа в «Экспансии». Сюжет, а точнее и честнее — жизнь разведчика не оставляет ему права на обычную человеческую устроенность: дом, семья, любовь… Однажды мой хороший кубинский друг, разведчик и писатель Мануэль Эвиа Коскульюэла, восемь лет проработавший в аппарате ЦРУ в Уругвае, автор изданной у нас книги «Паспорт 11333. Восемь лет в ЦРУ», даже посетовал на мои и так уж редкие попытки внести в повествование «лирическую ноту»…
Я помню этот эпизод. Мы сидели с Мануэлем у Семенова. Он говорил тихо, медленно, будто пропускал слова через фильтр времени, воспоминания о котором еще и сегодня неуловимым образом меняют его лицо, и тогда оно становится выжженным, как пустыня. Он, теперь уже сотрудник аппарата Совета министров Республики Куба, согласился ответить на мои вопросы о том периоде своей жизни, когда вел «тайную войну» против ЦРУ… в ЦРУ. «Хорошие дни, амиго: московская весна немного пьянит, рядом сидит любимая, жена, друг. Я давно ее не видел, понимаешь, все еще учится, прилетела в Москву — готовит диссертацию; ее волнует социология театра, меня — социология жизни, в самом конкретном проявлении… Вот и приходится менять полушария, для того чтобы побыть вместе… А тут стукнуло пятьдесят, то, что она рядом, слышишь, лучший подарок. Начнем, амиго?»
Вот небольшой фрагмент из нашего разговора, имеющий прямое отношение к проблеме, о которой говорил Юлиан Семенов.
— Когда вы покинули Кубу, у вас там оставался кто-то?
— Моя жена, с которой мы к тому времени были практически чужими. Двое детей. Но им сказали, что я умер.
— А когда вы вернулись?
— Я также был один. Пока не встретил женщину, пока не полюбил ее, она стала моей женой и подарила сына. Больше мне не хотелось бы говорить на эту тему.
— А покидая Уругвай, вы не испытывали чувства личной потери?
— Отчего же? Я живой человек.
— Наверно, это было больно?
— На той работе нельзя быть сентиментальным. Приходится забывать о доме, о близких…
— В телефильме по роману Юлиана Семенова «Семнадцать мгновений весны» есть сцена, в которой Штирлицу организовывают свидание с женой, Сашей.
— Думаю, что подобные мероприятия не полезны в нашем деле, ибо рискованны. Они расслабляют. Работа есть работа, и надо стараться забыть о сантиментах; надо делать дело, а оно трудное. Личное, в общем-то, мешает. Хорошо, если удается его безжалостно отсекать. Я очень люблю Хулиана (так Семенова на Кубе зовут все), и его романы, и его — как человека. Мне нравится характер его политического мышления, его революционный темперамент, его качества как личности. Однако, представляя себя на месте Штирлица, я бы не хотел таких сюрпризов. Но, понимаю, это очень добрая нота. Наверно, она была нужна писателю.
Ю. С. Я уже говорил, что все пропускаю через себя. И когда писал о Штирлице, всякий раз подставлял себя на его место, но как только я это делал, что-то случалось, что-то во мне происходило, вот здесь, внутри, и сразу же все подобное отходило куда-то в сторону, а оставалось прежде всего чувство долга. Я ощущал: здесь бы я вот так поступил, меня бы это в первую очередь заинтересовало. Вот я глазами Штирлица вижу красивую женщину, она проходит мимо, она очаровательна, она улыбается мне, может быть, она захотела бы пойти со мной в кафе, выпить кофе… я не знаю, что там будет дальше… Но я — Штирлиц и не могу себе этого позволить. Я должен делать свое дело. Поскольку, пока я делаю свое дело, ничто другое увлечь меня не способно. Дело — превыше всего. Это во-первых.