Пару лет назад два «толстых» журнала — «Дружба народов» и «Знамя» почти одновременно печатали романы Семенова: «Аукцион» и «Экспансия». Один не был продолжением другого. В «Аукционе» писатель и журналист Дмитрий Степанов участвует вместе со своими западноевропейскими единомышленниками в борьбе за приобретение оказавшейся на Западе картины Врубеля, выставленной на торги крупнейшей фирмой «Сотби». Обычное на первый взгляд дело оказывается на поверку схлестом различных сил, в котором есть победители, проигравшие и даже жертвы… В общем, все обычно, вполне по-семеновски: напряженный сюжет, читательский азарт растет с первой и до последней страницы.
Детектив?
«Экспансия» начинается с того, чем заканчивается «Приказано выжить» — со встречи Штирлица в Мадриде с человеком из УСС (Управление стратегических служб, предшественник ЦРУ). Встречей же случайной… Как странно, не традиционно для писателя ведется повествование: медлительная, долгая, внимательная экспозиция; интересы, расстановка сил, механизмы — тайные и явные; механика — во всем многообразном взаимодействии, сцепление шестерен и шестеренок, движение которых и есть история. Непривычен и Штирлиц, скорее обороняющийся, нежели наступающий. В первых читательских откликах удивление: «И это наш, советский, «Джеймс Бонд»? Антидетектив?
А. Ч. Что ж… С этого и начнем?
Ю. С. Исследование можно вести по-разному. Можно анализировать уголовное дело, однако отнюдь небезынтересно исследовать и факты истории, пропущенные сквозь людские судьбы. Можно исследовать строку полицейской хроники: кто убил? кто ограбил? кто похитил? Это поиски исполнителя или исполнителей, прямых и косвенных, непосредственных и действующих чужими руками. А можно исследовать причины, которые привели к совершению тех или иных действий.
«Преступление и наказание» — детектив?
А. Ч. В какой-то мере — да. Я бы сказал: психологический.
Ю. С. Разве он по правилам сделан? Убийца известен почти с первых страниц. Не по правилам… Но все настоящее, талантливое — всегда не по правилам. Не случайно гениальный Достоевский ломал каноны. Ему не важно было: кто?, а важно было — что? как? почему?
А. Ч. Не понял…
Ю. С. Не в конкретном Родионе Раскольникове дело. А в появившемся новом — по отношению к тому времени и к той России — социальном типе: нищем интеллигенте-разночинце, метящем в наполеоны. Дважды Достоевский — всякий раз, правда, под другим углом зрения — обращается к этому явлению: в «Бесах» и «Преступлении…» Зачем общество раскололось на тех, кто взял на себя право убивать, и на тех, которых можно убивать?! Откуда сие? Раскольников — не герой и не антигерой, не тип и не типаж! Это — поразительный анализ ситуации. Стало быть: кто? Второй вопрос: почему? Каковы глубинные механизмы, каким образом переплелись невидимые социальные, этические, бытовые нити, в пересечении которых родилось преступление?
А. Ч. Однако, когда читаешь «Аукцион», напряжение почти что детективное…
Ю. С. Спасибо. Но если под сюжетом понимать нечто, хорошо придуманное и точно выстроенное, то ничего подобного там нет.
А. Ч. То есть?
Ю. С. Я сидел в Ялте и радостно писал «Экспансию», ночью раздался телефонный звонок, и барон Эдуард фон Фальц-Файн сказал, что «Сотби» готовит к распродаже коллекцию Сержа Лифаря, доставшуюся ему от Дягилева…
Когда я оказался в Лондоне, втянулся в дело, то испытал потрясение. Увидел, как непридуманно, мертвой, бульдожьей хваткой вцепляются в произведения русского искусства те, кому противна сама идея диалога.
А. Ч. Какое отношение Врубель имеет к диалогу?
Ю. С. Выходит, самое непосредственное. Начну по порядку. Отношение к русскому искусству на Западе двоякое. Одни видят в нем явление, достойное созерцания, преклонения. Говорю так не только потому, что речь идет о культурном наследии моего отечества, но и потому, что на Западе прекрасно понимают, без Чайковского, Рахманинова, Прокофьева, Стравинского современной музыки быть не может. Как не может быть современной живописи без Врубеля или Кандинского, Шагала или Малевича. А театра — без Станиславского, Мейерхольда и Вахтангова, балета — без Петипа и Нижинского, Дягилева и Карсавиной. Так вот, одни видят явление, а другие — в явлении видят деньги, которые туда можно вложить и получить прибыль. Это если рассечь по одной плоскости.
Есть и другое рассечение. Приведу пример. Однажды, в Новый год, на вилле Фальц-Файна в Вадуце (Лихтенштейн) мы с бароном оказались «юридическими лицами»: в нашем присутствии Федор Шаляпин-младший подписал документ о том, что он не возражает против перенесения праха своего отца на Родину. Мы, как свидетели, скрепили эту бумагу своими подписями. Казалось, дело сделано! Увы… Куда там…