— О господи, — произнес Гаррисон волнующе. Ему причудилось, что власть, оставшаяся в экскрементах катанганского хищника, манит, просит поглотить всю без остатка, ни с кем не поделившись.
— Не произноси всуе, — Отец повесил винтовку за плечо. Обернувшись, он посмотрел на посёлок, где горел свет в окошках и мерцала лазерная ограда. Хоромный дом сгинувшего Надзирателя подсвечивая, как ёлка в гирлянде. Несмотря на светлую ночь, всё вокруг колонии почернело, как головешка, словно планету поразила болезнь и её иммунитет отчаянно сражался, рисовал границы смерти для выживших. Отцу мерещилось, что с ним разговаривает планета: «Смотри, человек! Твой труд мне не нужен, твой труд гибелен для всего живого; куда бы не ступила твоя нога, она принесет на своей подошве несчастье и морок, и всё придется сжечь дотла, чтобы попытаться начать. Что же делает твоя рука, как не грабит и не ломает? Весь твой род сплошной обман, сплошная эксплуатация, сплошная глупость. Я отвергаю твой мир».
Четверо помолчали, стоя у кучи.
— Отец, что же делать? — спросил Гаррисон.
— Похороним завтра. Напиши отчёт. Нам нужен новый надзиратель.
— А может?.. — Гаррисон постеснялся сделать предложение возле погибшего начальника.
Отец на него долго глядел из-под капюшона, вздохнул и приказал двигаться домой. В пути Гаррисон шел сзади, видимо, обидевшись, что он по своей трусости и стеснительности так и не воспользовался шансом.
Хиндли почувствовал, как к его плечу прикоснулись.
— Отец? — спросил он.
— Хочу с тобой поговорить. Со мной делятся тайнами, но то, что я обнаружил, не было услышано в баре, оно было замечено мной лично. Джон, ты не участвуешь в этой мерзости с женщинами, избегаешь компании с ними. Скажи, почему?
Хиндли подбирал слова.
— У меня дома жена осталась.
— Вот оно как. Ну, не сказать, что я не догадывался… Девять лет прошло, конечно.
Добравшись до поселка, Отец рассказал Джону сегодняшнее открытие.
— Пока все бегали в поисках Надзирателя, я позволил себе поискать в его терминале. Думалось, что мистер Купер оставил бы предсмертное письмо на такой случай. Но мне не суждено было его найти. Зато оказалось, что сегодня он получил отказ на свой рапорт о возвращении на Землю. Конечно, неправильно такие вещи обсуждать…
Джон пожал плечами.
— Он погиб.
— Это да… Кстати, в терминале есть ещё кое-что важное. Пошли, покажу.
Они прошли внутрь дома. В отличие от казарм, где пластик уже желтел и покрывался трещинами, здесь было свежо и чисто. Надзирателя давно за глаза стали обзывать Хапугой.
— Не читал, — предупредил Отец. — Прошу. Я оставлю тебя наедине.
Джон подошел к монитору.
Совершенно внезапно из столицы пришел ответ на прошение Джона о помиловании. Когда он писал такое прошение? Годы шли, и время, как поток воды, смыло воспоминания об офицерской жизни, блестящей карьере, головокружительных возможностях и прекрасном будущем.
В ответе говорилось, что его просьба удовлетворена: отныне он вольный катангопашец, а не каторжанин; вся судимость погашена, без права, однако, на восстановление военного чина.
«Вы просили обратиться к госпоже Хиндли с соответствующим пожеланием присоединиться. К сожалению, поиски человека затянулись по причине смены фамилии на Вульфстронг. Госпожа Вульфстронг подала на развод 2 декабря 2540 года, в соответствии с установленной формой. Согласно закону, присутствие лица, отправленного на каторгу, в суде не является обязательным условием. Приятного времяпровождения на Катанге!»
2 декабря 2540 года — день, когда корабль «Смиренная Ева» оторвался от земной орбиты, направившись к месту каторги.
Прочитав письмо, Джон молча отправился в бар, где страшно напился местной бражки, разбил в споре бровь Касперу, домогался до Четвёртой (так уничижительно прозвали женщину, добытую при ограблении мелкого торгового корабля) и преуспел-таки. Бродя по ночному поселку, полной голубого света, он горланил старые кадетские песни, откуда-то всплывшие из недр, поносил Кэрри солдатской бранью, тоже случайно вспомнившейся, расколотил дверь и уснул прямо у порога.
Несмотря на дикое неудобство от устроенного балагана, никто из сочувствия не сделал Хиндли замечания.
Утром он пытался двумя руками сжать голову раскалывающуюся пополам.
10
Несмотря на полученное освобождение, Джон ни разу не пытался покинуть Катангу. Ему не льстило возвращаться на Землю, где о нём забыли в первый день каторги, не хотелось даже взглядом пересечься с «госпожой Вульфстронг», которая продолжала жить в том же доме. Да и звучит сюрреалистично, чтобы звездная империя выслала корабль за каким-то проштрафившимся офицером, чьи компетенции за девять лет утратили всякую полезность.