Но не надо впадать в истерику. У меня собрались неплохие ребята. Все – немножко бабефы, зато схватывают на лету. Работать с евреями – в радость, не то что с русскими вальками. С ними – каторга. Куда их всех пристроить в новом правительстве, куда зарыть и как глубоко, чтоб не вылезли?.. Да что я!.. – ахнул он, и душа облилась кровью. – Будто на самом деле в России пустота, место освободилось и все ждут только нас?! Боги смеются. Как страшно все-таки устроена жизнь. А вдруг в газете написали правду?..
Оконная рама хрустнула, как сахар вприкуску. Подчинилась, открыли… В кафе ворвался весенний сквознячок, озорной и бойкий, как односторонняя пневмония. Гришка Зиновьев начал носиться взад-вперед, размахивая руками и проветривая таким способом помещение.
Ленин подошел к стойке бара. Бросил испуганному хозяину:
– Мою шпагу и щит!..
Хозяин облегченно вздохнул. Все возвращалось в привычное русло и звать полицию не требовалось. Вытащил деревянную шахматную доску, вручил Ильичу.
Тот сел за столик посередине кафе, раскрыл доску и начал медленно ставить на нее резные фигуры.
– Кто будет играть со мной? – спросил Ленин.
Поднял голову. Вокруг него стояла серая социал-демократическая масса. Вожди революции, которые не дорастут даже до управляющего поместьем. Недоучки, посредственности и вруны. Он подмял их под себя, и они первые растерзают его в случае прокола с его стороны. Но прокола не будет. Потому что он – приличный шахматист. А они не доросли еще даже до шашек.
– Ну, как хотите, – пробормотал Владимир Ильич, не дождавшись ответа. – Один сыграю за всех.
Почесывая бородку и сосредоточившись, он сделал первый ход белой ладьей и начал думать за черных, чем ответить и что предпринять…
4
– Вы только не волнуйтесь, – сказала Надя поздно вечером, когда он после лекции в Народном доме возвратился в квартиру, – но к нам рвется Барановский… Он уже три раза приходил.
– Зачем? – спросил Ильич, ощупывая шины своего велосипеда и находя, что они весьма дряблые.
– Важное известие.
– Вам не передал?
– Нет.
– Не пускать, – распорядился Ильич. – Здесь не Нижний Волочек, когда можно запросто друг к другу зайти. Здесь – хуже.
– А что может быть хуже Нижнего Волочка? – не поняла жена.
– Хуже Нижнего Волочка – мое воображение, – туманно объяснил Владимир Ильич. – Химеры, знаете ли… Странные образы.
Он подсоединил насос к велосипедному колесу и начал накачивать его, налегая на ручку всем телом.
– Вам нужно отдохнуть. Вы очень устали и даже на себя не похожи.
Устроили эту склоку в кафе… Зачем?
– Отдохнуть… Раньше мы отдыхали в ссылке. Но с этим покончено. Нас будут вешать, потому что теперь – военное время…
Он снова потрогал рукой колесо велосипеда. Сейчас оно было в удовлетворительном состоянии…
Кушали чай с вареньем, спокойно и молча. Наденька пила из блюдца и громко сопела. Из носа ее вырывался свист, во рту хлопали пузыри. В конце чаепития Ленин понял, что у него разламывается голова.
– У меня болит самое слабое мое место, – пошутил он. – Хотите услышать актуальный анекдот, который мне рассказали вчера?
Крупская не ответила ничего. Анекдотов она не любила и не понимала. И сам Ильич рассказывал их только в крайнем случае, когда настроение было особенно дурным. Она догадалась, что теперь – именно этот случай.
– Русский солдат-богатырь взял в плен четырех немцев. А возвратиться с ними в окопы не может. Почему? Потому что они его не пуща-а-ают!..
Надежда Константиновна напряглась, будто должна была решить теорему. На виске ее запульсировала жилка.
– Не пуща-а-ают, – повторил Ленин, прищурившись. – Такая вот война. Доброй ночи.
Он скрыл, что этот анекдот сообщил ему все тот же Радек.
Поцеловал жену в лоб и пошел в свою спальню. Только снял с себя брюки, которые за день сделались липкими изнутри, как с улицы кто-то позвал:
– Владимир Ильич… Владимир Ильич, отзовитесь!..
Открыл окно. На мостовой стоял социал-демократ Барановский, о котором предупреждала Надя. Свет газового фонаря отбрасывал на его лицо адское пламя.
– Чего вам? – спросил Ленин, пытаясь скрыть волнение.
– Известие… Вы оказались правы. Царь не отрекся .
У Владимира Ильича запершило в горле. Он с сожалением взглянул на жалкую фигуру под окном. Захотел плюнуть на нее сверху, но сдержался. Не плюнул.
– Получена телеграмма из Петрограда… Все оказалось газетной уткой!.. Как вы и предупреждали.
Ленин закрыл окно. Повернул задвижку. Занавесил стекло тяжелой портьерой. Не отбирайте у висельника веревку! – мелькнуло в его голове. – Это все, что у него осталось!..