Спортсмен-рыболов, писатель и путешественник Ганс Гинрихс был одним из тех, кто проснулся от шума спускаемых спасательных шлюпок. Он вышел из каюты, чтобы выяснить в чем дело, и пробыл на палубе в течение всей спасательной операции. Он даже сумел уговорить стюарда Мариуса провести его тайком к главному трапу, куда доступ пассажирам был запрещен — по ним поднималось на борт большинство потерпевших. В течение нескольких часов, как только к борту причаливала очередная спасательная шлюпка, Гинрихс махал красной спортивной рубашкой и выкрикивал: «Эми, Эми!!» — разыскивая свою давнишнюю приятельницу Эми Лемп из Милуоки. Он знал, что она находилась на борту «Андреа Дориа». Только в минувший вечер Ганс послал ей с «Иль де Франса» радиограмму:
«ТАК БЛИЗКО И ВСЕ ЖЕ ТАК ДАЛЕКО! СУДА РАСХОДЯТСЯ НОЧЬЮ. СЧАСТЛИВОГО ПЛАВАНИЯ!»
Эми Лемп он так и не увидел, так как она была доставлена на борт «Томаса».
В это время на «Андреа Дориа» на смену стремлению поскорее покинуть судно пришло общее нежелание вообще оставлять его. Члены команды были вынуждены прибегать к обману, принуждению и физической силе, чтобы заставить упорствовавших пассажиров доверить жизнь штормтрапу, канату или грузовой сетке. Матросы с различных спасательных шлюпок взбирались на палубу тонущего судна и торопили потерпевших.
Питера Тирио уговорили, наконец, покинуть судно вместе с Пассантами. Супруги из города Денвера сказали мальчику, что мать с отцом, наверное, уже оставили судно. Питер сомневался в этом, но согласился сесть в шлюпку.
По пути на «Иль де Франс», оглянувшись на «Андреа Дориа», он увидел то место, куда пришелся удар шведского лайнера. Тогда мальчик понял, что никогда больше не увидит своих родителей.
На почти опустевшей палубе стюард Ровелли ожидал американского штурмана, который обещал достать домкрат у себя на судне. Питерсон нашел Ровелли, и они стали ожидать вместе почти без всякой надежды. Вдруг снизу, из спасательной шлюпки, послышался голос:
— Приятель, это тебе нужен домкрат?
С какого судна доставили инструмент — они так и не узнали.
Ровелли вместе с Питерсоном медленно втянули весивший семьдесят килограммов домкрат с двухметровой рукояткой. Еще больших усилий стоило им дотащить его по накренившейся палубе и одному маршу трапа вниз к каюте 58. Выбившись из сил, они присели немного передохнуть, затем проволокли домкрат под переборкой и поставили в разрушенной каюте. Приспосабливая инструмент у стенки шахты лифта, чтобы поднять обломки, придавившие жену Питерсона, они подбадривали измученную женщину. Но рукоятка оказалась слишком длинной и работать ею в тесноте было невозможно. После всего того, что пришлось преодолеть этим людям, возникшее затруднение не казалось серьезным. Вскоре Питерсону удалось разыскать брошенный в каюте 58 топор, которым он отрубил от вешалки для полотенца одну перекладину. У домкрата появилась короткая рукоятка.
Питерсон стал придерживать пяту домкрата, чтобы она не сдвинулась с места, а Ровелли качал рукоятку. Он почувствовал, как обломки стали приподниматься. Вдруг Марта Питерсон вскрикнула:
— А-а, пришел конец…
Обернувшись, Ровелли увидел, что у нее изо рта хлынула кровь.
— Доктор, — немного погодя тихо сказал он Питерсону, — мне кажется, ваша жена мертва.
Питерсон подполз к ней на четвереньках и убедился, что борьба окончена. Став на колени среди обломков, он попрощался с женой. Затем они прикрыли маленькое тело подушками, вылезли из каюты и оставили «Андреа Дориа». Было уже около половины пятого утра.
Доктор Тортори Донати около первой застекленной двери прогулочной палубы всю ночь напролет помогал пассажирам спускаться за борт. Обоих судовых врачей известили, что в расположении кают второго класса в их помощи нуждается женщина с переломом ноги. Но стройный энергичный доктор Джианнини не смог разыскать ее. Когда на прогулочной палубе не осталось больше ни одного пассажира, оба врача, вслед за ожидавшими до последнего момента десятью католиками из Новой Англии, спустились в спасательную шлюпку. Подойдя к «Иль де Франсу», доктор Тортори Донати отправил своего коллегу с последними пассажирами на борт судна, а сам распорядился, чтобы экипаж шлюпки доставил его назад на «Андреа Дориа». Он считал, что может понадобиться команде, все еще остававшейся на борту лайнера.
С приходом «Иль де Франса» эвакуация с «Андреа Дориа» пошла быстрее. Примерно к половине четвертого утра на судне оставалось менее ста пассажиров. После четырех часов главный штурман Маджанини доложил на мостик, что на палубах никого не осталось — все пассажиры покинули судно. Тогда капитан Каламаи приказал покинуть судно команде, попросив добровольцев задержаться на борту до подхода буксиров береговой охраны. Это было его первое в ту ночь разрешение, дававшее команде право оставить судно, не считая приказания экипажам спасательных шлюпок. Капитан Каламаи передал также по радио на военно-морской транспорт «Томас» — быть наготове, чтобы в случае необходимости оказать «Андреа Дориа» помощь.