Терри же остался стоять посреди холла, не зная, что делать с его беспокойным сердцем. Он прождал там около часа, прежде чем перед ним появилось знакомое лицо. Терри узнал медсестру, которая жила с Кенди и передала ему его одежду. Это была Жюльен.
- С ней все будет в порядке, сержант, - робко начала она. – Ее лихорадит, но мы обеспечим ей надежный уход. Время, проведенное на снегу, не пошло ей на пользу.
- Понимаю, - хрипло сказал Терри. – Как вы… считаете, могу я ее увидеть… прежде чем уеду?
Жюльен не могла избежать чувства симпатии к молодому человеку и улыбнулась ему.
- Конечно, сержант, - ответила она. – Наверное, вам нужно вернуться в батальон как можно скорее.
- Да, мадам, - подтвердил он. – Я уеду, как только увижу мисс Одри.
- Следуйте за мной, - сказала она, поворачиваясь в сторону коридора.
Они шли белыми коридорами, где господствовала тишина, которую время от времени нарушал мужской стон. Наконец, они оказались на служебном этаже, где были расположены комнаты медсестер. Жюльен остановилась около двери, за которой спала Кенди.
- Возможно, она спит, ведь доктор дал ей снотворное, но вы можете оставаться с ней, сколько хотите, - любезно сказала Жюльен. – Теперь прошу извинить меня, я должна позаботиться о раненых, - она кивнула и удалилась.
Терри подошел к двери и увидел, что она приоткрыта. Он услышал мягкий, мужественный голос, говоривший по-французски. Терри медленно открыл дверь, чтобы увидеть сцену, которая потрясла его до глубины души. Доктор, который позаботился о Кенди, теперь сидел у ее постели и держал спящую блондинку за руку.
- Mon amour (любовь моя), - нежно шептал мужчина. - Tu iras bien, je vais the soigner avec mon c?ur, et puis tu vas sourire comme toujours.(Все будет хорошо, я позабочусь о тебе от всего сердца, и ты снова будешь улыбаться, как всегда)
Терри хотел бы не понимать ни слова и не видеть любви во взгляде человека, которым был ни кто иной, как Ив. Но его отец прилагал много усилий, чтобы обучить сына французскому, а его сердце сразу распознало соперника, так что он не мог не понять происходящего. Терри постучал в дверь, чтобы дать знать Иву о своем присутствии. Глаза мужчин встретились и увидели все, что было в них написано.
- Извините, сэр, - холодно сказал Терри. – Я хотел бы узнать о состоянии мисс Одри.
Ив почувствовал легкую дрожь, услышав глубокий голос Терри. Внезапно этот высокомерный человек показался ему самым неприятным существом на земле, и Ив пожелал видеть его как можно дальше от Кенди.
- С ней все будет в порядке, - сказал он, вставая со стула. – Она в надежных руках, – закончил он, встав перед Терри.
- Вижу, - пробормотал Терри с откровенным презрением. – Надеюсь, вы выполняете свою работу, потому что эта леди заслуживает всего самого лучшего, особенно сейчас, когда она прошла через такие испытания.
- Можете быть уверены, - ответил Ив, закрывая дверь.
Терри почувствовал желание избавиться от этого человека хотя бы на несколько минут. Но его внутренний голос дал понять, что если когда-то он и имел права на Кенди, то теперь эти права, возможно, перешли к человеку, стоящему перед ним. «Я ни с кем не помолвлена», - сказала Кенди тогда, но она не произнесла слов «свидание», «встречаться» или даже «любовь». Иначе с чего бы этот человек так говорил с Кенди, будучи уверенным, что он наедине со спящей красавицей? Что он значил для Кенди? Этот вопрос до того мучил Терри, что он не смог ничего сказать и молча повернулся к выходу. Когда он шел по бесконечному коридору, его догнала Жюльен.
- Сэр, - позвала она. – Как она?
- О ней заботятся, - грустно сказал он.
- Да, - пробормотала она, поняв, что Ив был с Кенди, когда Терри вошел.
- Можете оказать мне услугу, мадам? – с меланхолией спросил он.
- Конечно.
- Когда она проснется, скажите ей… - он нерешительно остановился. – А впрочем… не говорите ей ничего, - закончил он, кивнув и уходя в холод ночи.
Глава 7
«Нечто большее»
Достойно ль
Смиряться под ударами судьбы,
Иль надо оказать сопротивленье
И в смертной схватке с целым морем бед
Покончить с ними? Умереть. Забыться
И знать, что этим обрываешь цепь
Сердечных мук и тысячи лишений,
Присущих телу. Это ли не цель Желанная?
Скончаться. Сном забыться.
Уснуть... и видеть сны? Вот и ответ.
Какие сны в том смертном сне приснятся,
Когда покров земного чувства снят?
Вот в чем разгадка. Вот что удлиняет
Несчастьям нашим жизнь на столько лет.
У. Шекспир, «Гамлет»
Из покрытой тенями больницы вышла темная фигура. Даже в непроглядном тумане можно было заметить, что вышедший человек был в подавленном и возбужденном настроении. А если бы наблюдавший был внимательнее, он бы увидел, что был высок и двигался с высокомерием и раздражением, сквозившими в каждом шаге. Весьма проницательный наблюдатель мог бы заметить, что человек погружен в глубокое горе, а очень умный свидетель разглядел бы блеск ярости в глубине его глаз. Человек, который был ни кто иной, как Терри, быстро подошел к грузовику, завел мотор и отъехал с такой скоростью, словно встречный ветер мог заглушить бурю, бушующую в его душе. Грузовик мчался по улицам, а его шофер в это время бормотал все мыслимые и немыслимые проклятия и оскорбления, адресованные французской расе, которую он считал самой презренной на земле. Человек, которого он только что встретил, покоробил его британскую сущность до глубины души. В эту минуту историческая борьба между Англией и Францией казалась ему самой естественной в мире, ведь как можно быть другом человеку, осмелившемуся посмотреть на англосаксонскую женщину с такой глубокой преданностью. «Француз! – повторял он про себя. – Из всех людей! Неужели она не могла найти мужчину в Америке?» Несмотря на чувство боли и гнева, господствующих в его сердце, когда он гнал грузовик по городу, Терри резко становил машину у Набережной Селестин. Молодой человек опустился на руль, подавая признаки душевного истощения. Он закрыл лицо руками и некоторое время молча сидел в кабине. Когда он поднял голову, на его щеках можно было различить слезы. Он вышел из грузовика и подставил лицо холодному ветру, дующему над древней рекой. Он зашагал по мосту, уставившись на горизонт над Нотр-Дамом. Его мысли вернулись в прошлое, бередя никогда не заживающие раны.
Как мне дальше влачить такое жалкое существование? Почему мое сердце не остановится, вместо того, чтобы выносить такую боль? Постоянный ночной мрак… возникший в ту ночь. Каким несчастным может сделать человека одно-единственное решение! Сколько бы жизней я не прожил, я не смогу искупить свою вину. Хоть я тысячу раз вспоминал все, что произошло в ту ночь, я не могу понять, как такое случилось. Почему я утратил храбрость? Почему я стоял и не мог пошевелиться, пока мое счастье навсегда убегало? Почему я проклинаю себя всю свою жизнь? С того момента она превратилась в ад. Я остался с Сюзанной, сам не зная почему, - так помутился мой разум.
Помню, когда я вернулся домой, было уже заполночь. Я не зажег свет, ведь, сколько бы огней не горело вокруг меня, мое сердце все равно было погружено во мрак. Я сел на стул, и казалось, что она все еще рядом со мной… Пусть все, чего мы хотели, разрушено, она все равно со мной… Я думал, такое не может произойти с человеком, каким был я. С того дня я был обречен стать одинокой душой. Я чувствовал, как горячие соленые слезы бежали по моим щекам. Я плакал, рыдал, бил и швырял мебель. Я даже пытался сжечь ее письма, но, едва пламя лизнуло первое из них, я вырвал его из огня. Я потерял ее любовь, но не мог отказаться от воспоминаний. По крайней мере, они принадлежали мне.
Это состояние сердца, противоречащее здравому смыслу, не покидало меня в последующие дни, которые я проводил с Сюзанной. Когда я был с ней, я думал только о той, кого любил больше всех на свете… кого я люблю и всегда буду любить. Все в Сюзанне казалось унылым и блеклым по сравнению с великолепными воспоминаниями, не покидавшими меня. Улыбки Сюзанны были застенчивы, ее же – привлекательны и откровенны; речь Сюзанны была мягкой и спокойной, ее – живой и искрящейся; красота Сюзанны была подобна тихому утру, но мне вызывала во мне любви… или страсти… ее же … ее красота была опьяняющей. Я все еще вижу сны, в которых обладаю ею, но всегда просыпаюсь посреди холода действительности. Одной из тех ночей прекрасных грез, которые заканчивались кошмаром, я начал пить. Сначала алкоголь смягчал боль утраты; потом он лишь усугублял страдания. Увы, тогда я уже не мог остановиться.