- Извините, но я могу называть вас не иначе, как милорд, - настаивал он.
- Что ж, хватит ходить вокруг да около, - я пожал плечами. – Полагаю, вы здесь не случайно, так что прошу садится.
Мужчина сел на ближайший стул и торжественно начал объяснять цель своего визита. Он сказал, что отец серьезно болен, и доктора дают ему не больше двух месяцев. У него были проблемы с почками, и ничто не могло его спасти. Когда он узнал о приближающейся смерти, то захотел в последний раз увидеться со мной, несмотря на возражения его жены; он послал Стюарта в Америку, чтобы сообщить мне свою волю. Мой отец надеялся, что я приеду в Англию со Стюартом.
- Мне жаль приносить вам такие горестные известия, тем более теперь, когда вы в трауре по своей невесте, - тактично завершил он.
Если бы это произошло двумя годами раньше, я бы послал его к черту без капли сожаления из-за Ричарда Грандчестера. Но мои собственные ошибки позволили мне понять отца, и согласился ехать, хотя в те дни поездка в Европу была безумием: немцы продолжали свое наступление. Меньше всего я хотел ехать в Лондон в такое время года, но причиной, по которой я согласился это сделать, было желание встретится с воспоминаниями из прошлого. Роскошный корабль, прощание в порту, прибытие в Саутгемптон, улица, по которой мы с ней гуляли, старинные здания – все это вызывало чувство deja vu и делало встречу с моим прошлым еще более трудной и мучительной.
К счастью, моя мачеха с детьми уехали из Лондона на время, которое я там провел. Я поблагодарил Господа, пославшего герцогине хоть немного здравого смысла и позволившего ей избежать нашей встречи. Стюарт сказал, что она была взбешена решением моего отца послать за мной и, не в силах что-либо изменить, не пожелала находиться со мной под одной крышей.
Когда я добрался до поместья отца, мое сердце не находило себе места. Я пытался убедить себя, что меня не волнует проклятый Ричард, и я не чувствую к нему ничего, кроме ненависти. Когда же я увидел его в постели, такого худого и бледного, лишенного былых силы и надменности, я почувствовал безграничное горе. Человек, которого любила моя мать, умирал.
- Лорд Грандчестер, - промолвил Стюарт, когда мы вошли в комнату, отделанную в безупречном стиле Ренессанса, - здесь ваш сын Терренс.
Отец открыл глаза и попытался сесть, но поскольку силы его оставили, он был вынужден прибегнуть к помощи слуги. Он прищурился, пытаясь разглядеть меня в полумраке спальни, но света было недостаточно, и он приказал открыть окно. Когда в комнату проник робкий свет, я вдруг увидел, как он состарился за последние годы. Ему было чуть больше сорока, но выглядел он на все шестьдесят.
Он, наконец, посмотрел на меня, и я увидел, что его лицо приобрело никогда раньше не появлявшееся выражение.
- Оставьте меня наедине с моим сыном, - попросил он, и я заметил, что его голос еще сохранил следы аристократического презрения. Когда все, включая Стюарта, покинули нас, он снова сосредоточил взгляд на мне. Я молча стоял, не зная, что сказать.
- Прошло много времени, Терренс, - начал он.
- Да, действительно, сэр, - сухо сказал я.
- Ты вырос, - тихо продолжал он. – Должно быть, тебе уже двадцать.
- Я думал, вы уже и не помните, сэр, - ответил я.
- Я помню гораздо больше, чем ты можешь себе представить, сын, - с внезапным блеском в глазах добавил он. – Еще я много слышал. Знаю, что ты преуспел в своем сценическом ремесле, - сказал он с легкой насмешкой в последних словах, пробуждая тем самым мое старое негодование.
- Я не так богат, как вы, но я независим. Все, что у меня есть, я заработал своим трудом, - гордо, но с оттенком упрека ответил я, тут же пожалев о своих словах, когда заметил в его глазах дымку печали.
- Я понимаю, что был плохим отцом, Терренс, - сказал он, поражая меня неожиданной честностью.
- Не мне об этом судить, - пробормотал я, опуская глаза.
- Ты изменился, - ответил он, гладя на меня, удивленный моей реакцией, - но ты все еще похож на свою мать, - он замолчал, колеблясь. – Как… как она? – наконец, спросил он.
Пришла моя очередь удивляться. Меньше всего я ожидал, что он спросит о моей матери. Я был уверен, что он ненавидит ее.
- У нее все в порядке, спасибо, - собравшись, ответил я. – Она в турне. Сейчас, наверное, в Сан-Франциско.
На некоторое время воцарилось безмолвие. Никто из нас не знал, что сказать. Наконец, отец нарушил тишину.
- Я слышал, ты помолвлен, - небрежно прошелестел он слабым голосом.
- Да, сэр, - ответствовал я. - Но несколько недель назад она умерла.
Мой отец удивленно выгнул левую бровь.
- Сожалею, - наклонил он голову.
- Все в порядке. Я справлюсь, - прохладно ответил я.
Отца потряс мой холодный ответ, но он слишком хорошо мог контролировать свои эмоции, поэтому понял, или сделал вид, что понял, мои чувства.
- Садись, Терренс, - предложил он, указав на большой деревянный стул с семейным гербом на спинке. – Мои силы уходят, а я должен о многом рассказать тебе, - закончил он вздохнув.
Я поставил стул около кровати и обернулся к человеку, лежащему под темно-синим шелковым покрывалом.
- Сын, - начал он, - я попросил тебя приехать в Англию, потому что… - я видел, как ему трудно собраться с мыслями, - потому что наши отношения никогда не были такими, какими они должны были быть, и … и я за это в ответе, – признался он, опустив глаза. Я был поражен, не в состоянии поверить, что мой отец произносит подобные слова.
- Я совершил ошибку, - со вздохом продолжал он, - ошибку, о которой я сожалел всю свою жизнь. Я предал мои истинные чувства к твоей матери и подчинился воле отца, желавшего сохранить честь семьи. Я причинил боль единственной женщине, которую любил, а потом усугубил свою вину, отдалив тебя от матери. Мне не следовало так поступать. – В эту минуту по щеке отца сбежала крупная слеза, доказывая искренность его раскаяния. – Я… я сделал тебя несчастным, приведя сюда, - заикался мой отец. – Ты был вечным напоминанием об Элеонор, и, пытаясь забыть ее, я выбросил тебя на улицу. Я… я не знал, как вести себя с тобой… когда каждый твой жест напоминал о моей подлости. Каждый раз, когда я смотрел в твои глаза, я видел ее и не мог сопротивляться этому. Именно поэтому я отослал тебя в академию, поэтому не мог показать тебе свою любовь… Но я любил тебя, сынок… всегда любил.
- Отец! – только и смог выговорить я.
- И самое худшее, - хрипло продолжал он, - самое глупое и трагическое то, что… сколько бы я не работал, сколько бы женщин не имел, сколько бы не путешествовал, я никогда… никогда не забывал твою мать. Я был дураком, только теперь я понял это, теперь, когда у меня есть храбрость исправить свои ошибки, уже слишком поздно, сын мой, - закончил он, беззвучно рыдая. – Моим наказанием стало то, что я никогда не увижу твою мать и не получу ее прощения, - горько сказал он. – Но ты, сынок, сможешь ли ты простить меня? – он просил меня, нет, скорее, умолял, на что, как мне казалось, не способен Ричард Грандчестер. Что я мог сказать человеку, прощающемуся с жизнью, когда я совершил те же ошибки?
- Я прощаю тебя … отец, - хрипло ответил я. – Я не вправе судить тебя.
- Спасибо, Терри, - произнес он, называя меня уменьшительным именем, которое он дал мне в детстве. Я протянул руку и сжал его ладонь. Некоторое время мы молчали, не ощущая потребности в словах, чтобы выразить свои чувства.
Солнце скрылось за горизонтом, и комната погрузилась во мрак. В камине плясам огонь, освещая спальню робким, неясным светом. Дыхание моего отца становилось все тяжелее, и в вечерней тишине был слышен каждый его вздох. В это мгновение мои мысли пронзила внезапная догадка.
- Отец? – произнес я, нарушив тишину.
- Да? – устало отозвался он.
- Почему ты не пытался заставить меня вернуться в Англию еще тогда… я имею в виду, ты ведь мог это сделать, мне было всего шестнадцать, и я все еще находился под твоей опекой.
- Выходит, она тебе так и не сказала, - ответил отец, загадочно улыбаясь.
- Она?
- Да, твоя школьная подруга, в которую ты был так влюблен.