Это стало последней каплей. Я повернул лицо к огню, не в силах скрыть замешательства. В конце концов, вся моя жизнь сводилось к одному-единственному имени.
- Кенди, - прошептал я.
- Да, ее звали именно так, - отметил мой отец. – Знаешь, сынок, я не встречал человека, способного быть таким убедительным, как эта молодая леди.
- Как … как ты с ней познакомился? – нерешительно спросил я.
- Ну, - слабым голосом сказал старик, - когда ты уехал, я пошел в академию поговорить с директрисой… она … она позвала девочку… эту Кенди… чтобы расспросить ее о тебе, потому что она думала, Кенди знала, где ты находишься.
- Она не знала, - немедленно возразил я с таким рвением, словно знал, что мой отец осмелился впутать Кенди в наши семейные неприятности.
- Да, она не могла сказать мне, где ты… но… она так настойчиво просила позволить тебе стать свободным… я … я не знаю… я просто не мог сопротивляться ее доводам… Удивительно, какой убедительной была эта маленькая женщина. Думаю, последовав совету этой юной леди, я совершил самый разумный поступок в своей жизни, - заключил он, внезапно ослабев.
- Кенди! – рассеянно повторял я, погруженный в собственные воспоминания. С каждым поворотом существования я понимаю, что самые лучшие моменты в моей жизни связаны с тобой, Кендис Уайт.
- Ты … ты когда-нибудь видел ее? – рискнул спросить отец. Видимо, выражение моего лица говорило красноречивее, чем мои слова.
- Да, - сказал я, не сумев скрыть тоску.
Между нами вновь воцарилось безмолвие. Ночные тени, смешанные с отблесками камина, создавали причудливые образы на древних стенах. Мой отец уснул, и я оставался с ним в течение многих часов. Я видел в его глазах ту же тень смерти, что и в глазах Сюзанны. Поэтому я знал, что его конец близок, и, хоть при его жизни я никогда не был рядом, мне хотелось остаться с ним в его смерти.
Через некоторое время, показавшееся мне вечностью, отец проснулся с гримасой боли. По его приказу в комнату вошла целая команда врачей и медсестер, пытающихся спасти жизнь человека, которого уже потребовал к себе Бог. Эти люди могли лишь облегчить его последние мгновения. Когда они покинули спальню, оставив нас наедине, отец окинул меня самым открытым взглядом, на который был способен.
- Спасибо, Терри… что был со мной, - пробормотал он, - я хотел бы, чтобы твоя жизнь была лучше моей, сынок.
- У меня все прекрасно… папа, - солгал я.
- Я знаю… - закашлялся он, - знаю, что ты лжешь… ведь ты никогда не называл меня папой… - он печально улыбнулся, и я вернул ему улыбку. После этого его лицо посерьезнело, и он с трудом добавил:
- Сынок, не предавай свои чувства. Слушай свое сердце и, пожалуйста… Богом заклинаю…не повтори самого страшного моего греха… не стать счастливым. – Он нерешительно остановился, не зная, продолжать или нет. Наконец, он решил произнести слова, которые держал в себе. Слова, которых я никогда не забуду: - Ты не осуждаешь меня, и, видит Бог, я последний человек на земле, который вправе осудить тебя… но я вижу, что в твоем сердце есть страсть, с которой ты… ты… не можешь бороться… не делай этого… слушай свое сердце… и найди свою школьную подругу. – Он из последних сил сопротивлялся действию лекарств, погружающих его в сон, от которого он уже никогда не очнется. Пока он спал, он звал мою мать три или четыре раза, а когда рассвет ворвался в комнату, ночь уже скрыла его, и отец умер, не выпуская моей руки. Я так никогда и не сказал ему, что не смог бы найти «свою школьную подругу», ведь она принадлежала другому человеку. Во всяком случае, именно в это я так по-дурацки тогда верил.
После смерти отца мне пришлось столкнуться с юридическими проволочками, связанными с разделом его наследства, политическими обязанностями и привилегиями аристократа. Если бы Стюарт не был таким блестящим юристом, я бы не справился с чрезвычайно сложными и запутанными делами. Я был очень удивлен, что, хоть титул перешел к моему сводному брату, а основная часть состояния отца была поделена между моей мачехой и ее детьми, я и моя мать также были упомянуты в завещании. Само собой разумеется, герцогиня была более чем расстроена, но отец устроил все таким образом, что она не могла опротестовать его волю. Таким образом, неожиданно я стал обладателем скромного состояния, титула графа и виллы в Эдинбурге согласно воле моего отца, который думал, что мне будет приятно владеть этой землей и этим домом. Моим первым побуждением было отказаться от этого наследства, но Стюарт убедил меня не делать этого, говоря, что так хотел отец.
Поверенный гарантировал, что мне не придется заседать в Парламенте, деньги могут быть переведены на счет в Америке, а поместье - перейти под его опеку и сталь своего рода летним домом, где я мог бы проводить отпуск. Все, что он говорил, звучало очень разумно, но я не мог избавиться от опасения перед виллой. Я не был уверен, что смогу предстать перед воспоминаниями, которые хранили эти стены. По этой причине я поехал в Шотландию, чтобы проверить, насколько болезненной будет встреча с прошлым, а также, чтобы дать себе время подумать и упорядочить свою жизнь после смерти Сюзанны. Я надеялся, что древние стены дома за запертыми дверями все еще хранили хоть капельку волшебства Кенди, возникавшего повсюду, где бы она ни появлялась. В те дни я решил, что я не женюсь ни на ком, раз Сюзанна умерла, а я не мог быть с женщиной, которую люблю. Напротив, мне нужно было что-то, что наполнило бы мою жизнь смыслом, чем бы я мог гордиться. После этого я решил принять последний дар отца и оставил виллу на попечение Стюарта. Причина, которую я искал, уже ждала меня по возвращении в Америку. Через пару месяцев после смерти отца США вступили в войну, и я в смутном романтическом порыве решил присоединиться к действующей армии, не подозревая, что это решение приведет к новой встрече с Кенди.
Итак… мне снова довелось встретиться с ней. Мне довелось убедиться, что из шаловливого подростка она превратилась в потрясающую женщину. Я жил духовной близостью с ней те мгновения в грузовике. Я видел ее в моих объятиях и чувствовал мягкое тепло ее бесчувственного тела. Я обнаружил, что все еще мог вернуть ее любовь, но понял это слишком поздно, когда кто-то снова разлучил нас. Наконец, я встретил человека, занявшего место, которое принадлежало мне. Теперь у моих кошмаров было лицо, которое я даже не мог позволить себе ненавидеть, ведь я сам отказался получить нечто большее.
О, Кенди, Кенди…! Я думал, что время погасит пожар в моей душе, но это пламя только разгорается со все большей силой, и я уже не могу справиться со своим беспокойным сердцем. Проходят годы, а я не могу думать о тебе как о сладком воспоминании моей юности, не могу видеть в тебе лишь друга, с которым долго не виделся. Ты зажигаешь меня, как в первый день нашей встречи и даже сильнее, и это пламя безнадежно сжигает мое сердце. Почему, Кенди, скажи, почему… почему ты для меня значишь нечто большее, чем я того хотел бы?
Часы пробили полночь, и молодой человек, словно пробудившись от долгого сна или очнувшись от волшебного заклятия, побрел обратно к грузовику. Ему придется преодолеть длинный путь, прежде чем он доберется до стоянки в лесу, где ждал взвод. Он бросил последний взгляд на готические очертания Нотр-Дама и сказал последнее «прощай» своей любимой.
«Помяни мои грехи в своих молитвах, нимфа», – процитировал он, заводя мотор. Грузовик быстро исчезал в тумане, а человек, сидящий внутри, был готов снова играть роль всей своей жизни.
Глава 8
«Годовщина»
- Смотрите, повозка! Это он!! – радостно кричали дети. – Это он! Он приехал!
Двор был заполнен детьми всех возрастов, которые взволнованно прыгали и кричали. К Дому Пони приближалась большая повозка, запряженная двумя лошадьми, в которой сидел мужчина. Мужчине было слегка за двадцать, и его крупное, мускулистое тело свидетельствовало о том, что он привык к тяжелому физическому труду. Несмотря на внушительную фигуру и высокий рост, его лицо оставалось все таким же по-детски добрыми, а светло-карие глаза излучали открытость.