Черных запрашивает все районные отделы ЗАГСа Ленинграда. Все отвечают: «Записи о рождении за 1940 — 41 — 42 г. р. на гр. Козунову Тамару не найдено». Валентина Андреевна обращается в районы и сельсоветы области, ей отвечают Кириши, Луга, Ломоносов, Лодейное поле, Киров, Подпорожье, Тосно, Кингисепп, Сланцы, Тихвин, Волосов, Бокситогорск, Волхов, Всеволжск… И так далее, и так далее, и так далее. Отовсюду получает один и тот же ответ: не найдено, не найдено, не найдено. Иногда с неутешительными подробностями, например поселковый Совет Стрельни сообщил: «Проверено за 7 лет. Книги записей о рождении с 1941 по 1943 г. не сохранились».
Черных запросила всех вторично. В третий раз. Проверила архивы райвоенкоматов — об отце никаких следов. Запросила архивы детских домов в гороно и облоно, проверила сохранившиеся кое-где «книги движения» воспитанников в самих детдомах. С огромным трудом, но все-таки выстроила Тамарину жизнь. Вот она, биография детства: Пушкинский детский приемник, детский дом в Токсово, Черемыкинский детдом, Лужский детдом, Волосовский детдом…
Не странно ли и не грустно ли, что по долгу службы один человек узнает о другом все, а тот, другой, ничего о самом себе не знает. Тамара еще ничего о своей жизни не ведала, а Валентина Андреевна уже выяснила, что мама ее умерла в январе 1942 года, сама Тамара, восьмимесячная, сидела в это время возле нее, перебирала игрушки. Что отец ее, и не Михаил вовсе, а Алексей, осенью того же сорок второго погиб. Что какая-то старушка подобрала ее и отправила в приемник-распределитель.
Впрочем, я забежал вперед, следы родителей, близких не могла Черных найти долго. Написала в Москву в Красный Крест: есть ли какие-то сведения по детской картотеке на Козунову Тамару, не обращался ли кто-нибудь по розыску ее? Нет, ни к ним, ни в органы милиции Москвы никто не обращался.
Все это время Тамара звонила Валентине Андреевне: «Как, ничего пока?» И звонила вроде без особой надежды, но, услышав: «Нет. Пока нет», каждый раз чувствовала, что теряет под ногами землю. Даже в отпуск Тамара не уезжала, словно временным отъездом могла спугнуть маленькую надежду.
Черных выписала в адресном бюро всех Козуновых в Ленинграде и области — 40 человек. Со всеми почти переговорила — ни у кого Тамара в войну не потерялась. «Скоро ноябрьские праздники,— говорила старший инспектор всем Козуновым,— будете встречаться с родственниками, поспрашивайте…»
Время от времени Валентина Андреевна просила:
— Тамарочка, милая, помоги мне, хоть что-то вспомни из самого раннего детства.
— Первое, что помню, правда, смутно, вокзал в Тосно, неубранный, разрушенный. Нас, помню, все куда-то везли, везли на машинах… Черемыкино уже лучше помню, на стенах детдома широко, во весь рост фашисты черные в касках нарисованы. Потом закрасили. Ходили, помню, за ягодами, лес страшный, сосны большие, боялись далеко ходить. В Сиверский санаторий меня возили, туда всех дистрофиков из детдома возили. Помню, нас все время взвешивали. Коек в детдоме не хватало, помню. Кому на одного достанется — рад! Дальше — Лужский детдом. Там — школа, озеро, река. Только потом, в Волосовском детдоме, это уже в пятьдесят третьем году, я впервые поняла вдруг, что я — сирота. К другим какие-то дяди, тети приходят, гостинцы приносят, а ко мне — никого, других на каникулы к себе берут, а я — одна. Знаете что… А вдруг я не Козунова?
Через полгода после начала розыска, 10 ноября, в День работников милиции, Черных велела Тамаре принести две фотокарточки. «Плохи дела,— сказала она,— будем печатать объявление в «Смене».
Тамара ушла, а ровно через час к Черных заглянула одна из Козуновых, уже приходившая к ней накануне. Оказывается, 7 ноября она была в гостях у родственников (по мужу) и хозяйка дома Капитолина Алексеевна Евстифеева (Козунова) рассказала, что в войну у нее потерялась племянница Тамара, дочь брата ее Алексея, погибшего на войне. Жена Алексея Анастасия эвакуировалась с Тамарой в Гатчину и там вскоре умерла. Тамару никто не искал, все считали ее погибшей: в Гатчине были фашисты.
К четырем дня Тамара пришла на работу и нашла записку: «Позвони срочно Валентине Андреевне». «В чем дело, только что была у нее? Что-нибудь еще для «Смены» нужно,— решила она.— Но почему «срочно»?..» И вдруг разволновалась, да так, что забыла номер телефона. Утром, успокоившись, вспомнила, выскочила во двор к телефонной будке. Голос Валентины Андреевны: