«Лейтенант Ильин Л. С. приказом главнокомандующего сухопутными войсками № 20 от 15 июня 1961 года за успешное выполнение заданий командования по разминированию и очистке местности от взрывоопасных предметов на территории бывших военных действий и проявленные при этом смелость и находчивость награждается Почетной грамотой с объявлением благодарности. Генерал армии Жадов».
Всего на территории Краснодарского края, а если точнее, на юге Кубани — на Малой земле, в Цемесской бухте, на Тамани и по всей Голубой линии от Новороссийска и до Темрюка — Леонид Ильин обезвредил более двадцати тысяч мин.
Жизнь его, как четное число в арифметике, делится надвое без остатка. В первой половине военное и послевоенное детство — оно определило весь его жизненный путь. Хорошо помнит маленький предвоенный поселок Серебряные Пруды Московской области, деревянный домик на две семьи. Их окна выходили на выложенный из красного кирпича элеватор и склады с зерном. Отец работал директором элеватора, мать — там же. Из довоенной мирной жизни ярче всего запомнилась картина: по широкому транспортеру бежит густое, крупное зерно. «Это хлеб»,— объяснял ему отец. В выходные дни они вдвоем с отцом прогуливались на станцию, там он покупал ему мороженое, а сам не спеша пил пиво. Воскресных прогулок за руку с отцом он ждал как праздников.
Однажды утром его разбудила мать, в доме собрались соседи, женщины плакали.
Началась война, и жизнь в поселке перемешалась. У конторы поставили столы, там проводились короткие собрания, выступали незнакомые военные из района и свои, местные, которые тут же с вещевыми мешками и чемоданами садились в зеленые полуторки и уезжали.
Через несколько дней уехал отец. Он обещал месяца через два вернуться, поэтому сын не плакал.
Директором элеватора стала теперь мать, она пропадала там сутками. «Когда у нас будет выходной?» — спрашивал он. «Выходных теперь не будет. Нужно успеть вывезти все зерно».
Однажды через поселок прошла колонна солдат, в длинных шинелях, в ботинках с обмотками, они шли медленно, усталые и хмурые. Отца среди них не было. А на второй день к вечеру появился самолет с крестами, и неподалеку прогрохотал страшный взрыв — старый дом качнулся, вылетели стекла; младший братишка, спавший на кушетке, упал на пол, заплакал, стал звать мать, которая, как всегда, была на работе.
С улицы к окну подошел солдат, увидев напуганных детей, сказал:
— Не бойтесь, это немец бомбу сбросил. В элеватор. Мать-то где?
— На работе. На элеваторе!
— Ну… ничего, промахнулся, кажется, немец… Не попал.
К ночи вернулась мать, на другой день пришел ближайший друг отца дядя Миша Капустин и застеклил все окна. На следующую ночь снова послышались взрывы, на этот раз немцы бомбили без промаха, когда Леня проснулся, то увидел, что половина улицы горит, разрушен элеватор и горят склады с зерном. А к вечеру пошел снег.
— Неужели ты помнишь погоду в тот день, тридцать восемь лет назад, тебе было всего шесть? — недоверчиво спросил я Леонида.
— В тот день, когда горел элеватор, когда горел хлеб, в тот день к вечеру пошел снег…
А наутро прибежал Капустин, крикнул с порога, что пора уходить, велел быстро собраться и идти к нему. Мать приготовила два маленьких узелка, брат спал, и они вдвоем решили зайти к Капустиным, узнать поподробнее, что еще взять с собой. На полпути появился низко летящий самолет. Леня с любопытством рассматривал его, но мать крикнула: «Ложись», и он успел прыгнуть к ней и лечь, и, когда сыпанула по ним пулеметная очередь, они увидели, как несколько пуль расковыряли землю там, где только что он стоял.
…Не раз и не два попадали они потом под бомбежку, но, вспоминая именно этот налет и пулеметную очередь, мать не раз говорила сыну: «В рубашке родился».
Когда подошли к дому Капустиных, дядя Миша лежал на земле у крыльца — глаза открыты и неподвижны, грудь разорвана, было видно, как бьется его сердце.
— Тебе, ребенку, могло показаться, Леня…— недоверчиво переспрашиваю я.
— Дядя Миша был мертв, и я видел живое сердце.
Я говорил потом со специалистами, может ли быть такое, хотя бы теоретически. Может, сказали. Случай редкий, но так, вероятно, и было.
— Все первые несчастья, первая гибель на твоих глазах — от бомб: элеватор, склады с зерном, дядя Миша Капустин.