Кроме того, люди сами едут в Подольск, едут массами — из Средней Азии, с Урала, с Дальнего Востока…. Целое великое переселение.
Каждый день через приемную ЦАМО проходит более ста человек со всех уголков страны.
Здесь, в приемной, повидавшие лиха, прошедшие войну ветераны, инвалиды, больные сочувствуют друг другу, дают советы, успокаивают и переживают за каждого, кто открывает дверь начальника приемной. И каждого, кто выходит, спрашивают одно и то же: «Ну что?»
Полковник запаса Михаил Иванович Богданов, начальник приемной, задает наводящие вопросы тем, кто не помнит номер части. Кто вел у вас политинформации? А Герои Советского Союза у вас в части были? (На политсостав, и на Героев, как и на полных кавалеров ордена Славы, в архиве отдельные картотеки.) Та-ак. А в комсомол или в партию в войну не вступали? (Тогда можно искать через политотделы или по номеру партбилета.) Награды есть? (Может быть, попробовать искать через ГУК — Главное управление кадров МО СССР?) Кого из командиров помните? (Учет всех офицеров тоже в ГУКЕ.)
Это целая наука — искать.
Богданов разглядывает старого седого мужчину, задумывается — разговор вроде бы зашел в тупик:
— Та-ак,— после паузы сказал Михаил Иванович.— А письма домой матери отправляли?
(«Парни, когда писали девушкам,— объяснял потом Богданов,— не всегда ставили на конверте номер полевой почты. Матерям — другое дело, мало ли — убьют, мать должна знать все. Ну, а девушки, те, куда бы с фронта ни писали, номер всегда ставили, как же — гордились: полевая почта…»)
Голос у Богданова громкий, густой, властный, вопросы ставит кратко, жестко — времени в обрез, за день он должен принять шестьдесят человек (остальных выслушивают его помощники).
Клавдия Ивановна Грищенко пришла в архив за справкой для мужа, он болен, сам приехать не может. Подтверждение, что Демьян Григорьевич воевал, отыскалось, он был командиром аэростатного отделения, защищал Москву. «…Старший сержант Грищенко,— читает вслух Богданов,— имеет 770 подъемов аэростатов заграждения без аварий…»
— Это много? — волнуется Клавдия Ивановна.
— Много,— отвечает Богданов. Он имеет в виду и другое: чтобы считаться участником войны, достаточно быть на фронте… один день.
В комнату вошел инвалид, как он сюда, в Подольск, добрался, непонятно: двигался с трудом, не мог говорить. Левой рукой он протянул листок бумаги с номером полка.
— Какой полк? — громко спрашивает Богданов.
Молчит.
— Какой полк? — почти кричит Богданов.— Стрелковый?
Молчит инвалид. Богданов стал изображать стрельбу из винтовки: зарядил, перезарядил. Инвалид отрицательно замотал головой.
— Артиллерийский? — полковник показывает, как заряжают орудие, дергает невидимый шнур. Инвалид снова отрицательно мотнул головой: нет.
Богданов изображал танкистов: надевал шлем, управлял танком. Потом — летчиков: сначала шла бомбардировочная авиация (полковник открывал бомбовый люк, показывал руками взрыв), затем истребительную, воздушно-десантные войска (вдруг догадался, стал рисовать парашют, стал писать на бумаге).
Нашел — штурмовой полк!
Времени ушло минут сорок. Чтобы в один день шестьдесят человек принять, ему после работы еще сидеть и сидеть.
Следом за инвалидом заглянул высокий мужчина:
— Разрешите войти, товарищ полковник!
Наголо острижен, голова в шрамах, тяжело опирается двумя руками на самодельную трость. Видавший виды, к тому же изрядно помятый костюм застегнут по-военному на все пуговицы. Хузиев Фаттых Хузиевич. Из Оренбургской области. После наводящих вопросов выясняется номер полевой почты. Богданов мельком глянул на костюм.
— На поезде к нам ехали? Сколько за билет заплатили?
— Одиннадцать рублей,— тихо отвечает Хузиев.
(Зачем полковнику, у которого нет секунды лишней, приемная полна людей, зачем ему эти лишние вопросы? «Да вы что,— ответил Богданов, мы шли с ним уже после работы по вечерней подольской улице,— вы что! Ведь инвалид в такую даль в общем вагоне ехал!..»)
Богданов снял телефонную трубку, набрал номер директора гостиницы архива: «Я знаю, что трудно, но одно место очень нужно! Убедительно вас прошу». Тут же выписал Хузиеву направление на ночлег.
— Отдыхайте и не волнуйтесь. До одиннадцати выспитесь?