В своей рабочей комнате Александр Спартакович сделал небольшой музей. На стене — большая темно-красная доска, на ней медная чеканка — увеличенные копии Золотой Звезды Героя и ордена Ленина. Здесь же — Грамота Президиума Верховного Совета СССР с Указом о посмертном присвоении Спартаку Авксентьевичу Железному звания Героя. Фронтовая газета под стеклом рассказывает подробно о гибели отца. Портрет, под которым на выступе лежат цветы. Здесь же, в стеллаже, собраны все книги, в которых упоминается имя отца.
Дочерям не приходится объяснять, почему мы победили в той войне,— они это видят. И какими надо расти, как жить, тоже объяснять не надо. Александра Спартаковича только один раз пригласили в школу, где училась дочь: она вступала в отряд красных следопытов, и отец пришел повязать ей алую ленту.
Есть еще в доме большой альбом, в котором собраны документы об отце и шахтерской дивизии, начиная с той газеты, где от руки написано: «Смерть брата». За каждым документом, фотографией — история, легенда, новелла. Вот фотография отца в форме политрука. Ни одного снимка отца в военной форме не было и нет в доме. Это — монтаж. Военную форму после гибели отца нарисовал художник. А вот фотография командира взвода Подавильникова. Его ранило, и Спартак вынес командира с поля боя. Когда сам Спартак погиб, Подавильников был еще в госпитале. На обороте надпись: «Сыну моего фронтового друга…» Рядом фотография командира дивизии Провалова — без дарственной надписи, а в конце альбома — другая, с надписью.
Дело в том, что Александр Спартакович стеснялся знакомиться с ним. Со многими однополчанами отца перезнакомился и подружился, а к генерал-полковнику зайти не решался.
Только в семидесятых годах, приехав в командировку в Москву, Александр Спартакович не без волнения направился на Садово-Черногрязскую улицу, вошел в подъезд старого толстостенного дома. Волновался, потому что командир дивизии мог вовсе и не помнить отца, прошло столько лет. Провалов воевал после смерти отца еще три с половиной года. А Героев в дивизии было больше тридцати…
Он позвонил, дверь открыл среднего роста, слегка располневший человек в коричневом халате и домашних тапочках. Железный видел это лицо на многих фотографиях. Отдав честь, по-военному четко представился:
— Подполковник Железный Александр Спартакович.
Хозяин молча шагнул к гостю, обнял его, поцеловал. Так, обнявшись, стояли они, генерал-полковник и подполковник, и только потом Провалов сказал:
— Сын!
— Сын,— ответил Александр Спартакович.
Нелегкая это была встреча. Константин Иванович хорошо помнил отца: много было героев в дивизии, но Спартак был первый.
Железный-сын рассказал, что видится с однополчанами отца, приезжает на их встречи, те считают его своим.
— А у меня оборвалась связь с некоторыми,— сказал Провалов.— Как Корпяк, комиссар дивизии?
— Умер в Одессе, совсем недавно.
— А Минаков, разведчик?
— Умер.
Генерал тяжело вздохнул:
— Время…
У Железных сложились почти родственные отношения с Проваловыми. «Вернетесь в Москву, вас на вокзале встретят»,— говорила мне Алла Ивановна. Речь шла о посылке для Константина Ивановича.
Я, признаться, и сам заочно проникся симпатией к командиру дивизии. Наверное за то, что он был дорог Железным. А еще — за честность. В своих военных мемуарах «В огне передовых линий» Провалов написал о том, почему погиб Спартак, почему, то есть, не подошли и не ударили с юга главные силы — стрелковый батальон. «В этот вечер,— пишет Константин Иванович Провалов,— батальонные кашевары запоздали с ужином… Старшины рот, нагруженные термосами, догнали подразделения на марше. Комбат… решил остановить людей и накормить их. При раздаче пищи неизбежно возникает сутолока…» Из-за нее-то ночью и просмотрел комбат сигнал к атаке.
Действительно, жизнь состоит из непоправимостей.
В день отъезда я зашел к Железным за посылкой. Алла Ивановна молча накрывала на стол. Молча все сели. Неожиданная, странная тишина повисла в дружном общительном доме. Вся семья в сборе, и — тишина. Что случилось, что могло случиться чрезвычайного за одни сутки?
— А вы знаете,— сказала Алла Ивановна вдруг,— Провалов-то ведь умер… Вчера вечером звоним в Москву и… Мы с Новым годом его поздравили и все думали, что же ответа-то нет? А он — в декабре…