— Вы нас били? — спросил немецкий офицер.
Моряки, кто как лежал — лицом к стене, в подушку, даже головы не повернули.
— Теперь мы вас будем убивать,— сказал офицер.
Моряки снова не отвечали, только один спросил:
— А кровью нашей не захлебнетесь?
Фашисты велели врачам и санитару выйти. После этого в палате раздались автоматные очереди…
Нетрудно представить, с каким чувством слушал эти выстрелы девятнадцатилетний тяжелораненый моряк Михаил Курносов. Самого молодого, его успели отнести, спрятать в бельевой.
После этого обоих врачей и санитара (фамилия его осталась неизвестна) вывели во двор и расстреляли.
Михаил Курносов жил еще целые сутки. На следующее утро, 8 января, немцы обнаружили в бельевой и его.
Это была уже не война, а убийство.
Когда местные жители пришли забрать тела моряков, лица убитых были обращены на середину палаты. Ни один не принял пулю в затылок или в висок.
Что ни говорите, а моряки — это не просто род войск, это еще и порода.
У тех, кто оставался в море и на берег не выходил, все-таки был шанс уцелеть, небольшой, но был.
Двадцать «юнкерсов» устремились в море, к кораблям.
А. Федотов, гидроакустик: «Наших самолетов не было ни одного. Убиты краснофлотцы Бакалов и Сазонов, убит старший политрук Волохов, их положили рядом на банкете, накрыли военно-морским флагом. Мне приказали встать заряжающим. На наш маленький катер идут на бреющем сразу четыре «юнкерса». Ранены Левок, Апполонов, но они отказались от перевязки. Погибает наш командир лейтенант Чулков. Катер, уже небоеспособный, идет на одном моторе».
И. Сачук, рулевой буксира «СП-14»: «Капитан буксира Сапега не сходил с капитанского мостика. И когда нас атаковали на бреющем полете, он был убит.
В малых промежутках между налетами мы грелись у своих пушек, они были так нагреты, что на них обгорела краска, и от них шел жар, как от хорошей печки».
В таких условиях экипажи кораблей продолжали поддерживать огнем десантников, принимали с берега раненых и перевозили их на тральщик «Взрыватель». Сюда, на тральщик, возвращался и командир роты Шевченко (помните, у него в сапоге «чавкала кровь» и было перебито плечо).
«По дороге к причалу я наткнулся на трех фашистов, у меня оставалось только два патрона. Мне удалось подстрелить двоих, перехватив наган в левую, здоровую руку, ударил третьего — офицера рукояткой в лицо. Он также рассек мне бровь».
На причале обессилевший Шевченко случайно встретил друга, старшего помощника капитана буксира «СП-14» Анатолия Иванчука, и тот, к счастью, перехватил его, взял с собой.
Когда наконец буксир «СП-14» получил разрешение вернуться в Севастополь, Иванчук поднялся на мостик вместе с тяжелораненым другом Шевченко, и вдвоем они повели корабль — не зная фарватеров, через минные поля, в сильный шторм. По дороге, имея единственную уцелевшую пушку, вступили в бой с береговой батареей фашистов. На рассвете изуродованный, обгоревший буксир, с водой в кубриках и в машинном отделении, чудом державшийся на воде, вошел в Стрелецкую бухту Севастополя.
Позже отправились обратно на базу катера.
А головной корабль, флагман «Взрыватель», вернуться в Севастополь не смог. На нем гитлеровцы сосредоточили главное внимание. После тяжелых повреждений его выбросило на мель, в живых оставалось менее трети экипажа.
В ночь на 6 января в Севастополе была получена последняя радиограмма:
«Спасите команду и корабль, с рассветом будет поздно».
Несколько раз фашисты на берегу предлагали сдаться, моряки отвечали автоматными очередями. Погибли комиссар Бойко, штурман лейтенант Усов, артиллерист лейтенант Злотников, штурман дивизиона старший лейтенант Маркович.
Чтобы не сдаться в плен, капитан-лейтенант Трясцын приказал взорвать тральщик. Но погибнуть всем вместе не удалось: не нашли боеприпасов.
И. Плахута, трюмный машинист: «На берегу собралось много немцев. Мы начали вести огонь из винтовок через иллюминаторы. Наш командир Трясцын, простившись с матросами, бросил себе под ноги гранату».
Помните ли, тральщик был до отказа заполнен ранеными десантниками с берега.
И. Плахута: «Гитлеровцы подтянули к воде пушки и танки и стали расстреливать тральщик… Мы с машинистом Лагошиным принялись утешать раненых, что все будет хорошо, прибудут эсминцы и возьмут нас на буксир…»