– Это не важно, – бросила леди Джейн. – Тут кое-кто хочет видеть тебя.
– А я никого видеть не хочу! – отрезала Марджери. У нее было одно желание – запереться в собственной комнате.
– Не спорь, девочка, – холодно осадила мать. – Идем со мной.
Решимость и гнев как-то мгновенно остыли. У Марджери на глазах избили юношу, которого она любила, и это была ее вина, его избили из-за ее любви. Она ощущала себя совершенно беспомощной, неспособной принимать правильные решения, а потому просто пожала плечами и последовала за матерью.
Леди Джейн направилась в свой «закуток», из которого правила домом и повелевала слугами и домочадцами. Обстановка была скромной – жесткие стулья, письменный стол и prie-dieu. На столе выстроились в ряд фигурки святых, вырезанные из слоновой кости.
На одном из стульев восседал епископ Кингсбриджа, худой и старый. Джулиусу было, должно быть, не меньше шестидесяти пяти, однако он сохранил резкость и прыткость движений, свойственную молодым. Из-за отсутствия волос на голове его лицо всегда казалось Марджери похожим на череп. Бледно-голубые глаза глядели зорко и настороженно.
Марджери испугалась. Что могло понадобиться епископу от нее?
– Епископ хочет кое-что тебе сказать, – пояснила леди Джейн.
– Присядь, Марджери, – попросил Джулиус.
Девушка послушно села.
– Я знаю тебя с самого рождения, – начал епископ. – Тебя растили в христианской вере, доброй католичкой. Твои родители могут тобою гордиться.
Марджери молчала. Слезы застилали глаза. Она словно наяву видела, как Ролло колошматит Неда, как заливается кровью любимое лицо…
– Ты молишься, ходишь к мессе, исповедуешься раз в год, как положено. Господь тебе благоволит.
Наверное. Все остальное в жизни шло наперекосяк – братец плевался от ненависти, родители оказались злыми и жестокими, ее ожидало замужество за типом хуже подзаборного пса, – зато перед Богом она всяко была чиста. Это утешало – хоть немного, но утешало.
– И все же, – продолжал епископ – ты словно вдруг позабыла те добродетели, в коих тебя наставляли.
Марджери сосредоточилась.
– Ничего подобного, – возмутилась она.
– Будешь говорить, когда епископ спросит, а не когда вздумается, – оборвала мать. – Поняла, непокорное дитя?
Джулиус примирительно улыбнулся.
– Ничего страшного, леди Джейн. Я понимаю, что Марджери расстроена.
Девушка недоуменно смотрела на епископа. Он – земное воплощение Христа[19], достойный пастырь и защитник христианской веры. В чем он ее обвиняет?
– Похоже, ты запамятовала четвертую заповедь, – объяснил Джулиус.
Марджери неожиданно для самой себя устыдилась. Она догадалась, о чем речь.
Девушка потупилась.
– Какова четвертая заповедь, Марджери?
– Почитай отца твоего и мать твою[20], – пробормотала она.
– Громче, пожалуйста, и почетче.
Марджери вскинула голову, но не смогла заставить себя встретиться взглядом с епископом.
– Почитай отца твоего и мать твою.
Джулиус кивнул.
– А ты недавно ослушалась своих родителей, не так ли?
Марджери покорно промолчала.
– Разве ты не нарушила тем самым свой долг пред Господом?
– Простите, – прошептала она, чувствуя, что вот-вот расплачется.
– Раскаяться мало, Марджери. Нужно доказать раскаяние делом.
– Что я должна сделать?
– Перестань грешить. Тебе надлежит повиноваться.
Она наконец-то отважилась посмотреть епископу в глаза.
– Повиноваться?
– Этого хочет Господь.
– Правда?
– Конечно, правда.
Джулиус был епископом. Кому, как не ему, ведать, чего хочет Всевышний? Раз он говорит, что правда, значит, так и есть. Марджери снова уставилась в пол.
– Прошу тебя, поговори со своим отцом, – сказал епископ.
– Зачем?
– Ты должна с ним поговорить. Не сомневаюсь, ты знаешь, что тебе нужно ему сказать. Я прав?
Слова не шли с языка, и Марджери лишь молча кивнула.
Епископ махнул рукой, подавая знак леди Джейн, и та подошла к двери и выглянула наружу. В коридоре ожидал сэр Реджинальд, который немедля вошел внутрь.
Отец поглядел на Марджери и коротко спросил:
– Ну что?
– Прости меня, отец, – прошептала девушка.
– Я рад, что ты нашла силы признать ошибку.
Наступила тишина. Все чего-то ждали.
Марджери поняла, что должна это сказать.
– Я выйду замуж за Барта Ширинга.
19
Как папа римский – наместник Бога на земле, так и епископ – наместник папы и, через последнего, символическое воплощение Христа.
20
В православной, протестантской и иудейской традициях эта заповедь считается пятой, но в католическом каноне она признается четвертой.