В числе прочих придворных дам Элисон готовилась вымыть и одеть новобрачную для предстоявшего события. Ей требовалось улучить минутку и остаться с Марией наедине.
Парадные одежды сняли. Мария волновалась и вся дрожала, но выглядела замечательно – высокая, стройная, с бледной кожей, грудками совершенной формы и длинными ногами. Дамы искупали новобрачную в теплой воде, подстригли золотистые волосы на лобке, умастили кожу благовониями. Потом помогли облачиться в ночную рубашку, расшитую золотой нитью. Мария обула атласные туфли, надела кружевной ночной чепец, набросила на плечи легкую шерстяную накидку, чтобы не замерзнуть на пути от будуара до спальни.
Словом, все было готово, однако ни одна из придворных дам не выказывала намерения удалиться. Элисон пришлось подойти ближе и прошептать Марии на ушко:
– Вели им всем подождать снаружи. Мне нужно поговорить с тобой наедине.
– О чем?
– Поверь, это очень важно.
Мария не стала спорить.
– Благодарю вас, дамы, – произнесла она, вставая. – Прошу, оставьте меня ненадолго с Элисон, чтобы мы могли пошептаться.
Дамы, большинство которых было знатнее Элисон, недовольно поморщились, но никто не стал возражать против просьбы новобрачной; одна за другой они покинули будуар.
Элисон и Мария остались одни.
Следовало торопиться, поэтому Элисон заговорила прямо, точь-в-точь как королева Екатерина:
– Если Франциск тебя не поимеет, брак не признают состоявшимся. Это значит, что вас могут развести.
Мария поняла сразу.
– Если это случится, мне никогда не быть королевой Франции.
– Вот именно.
– Но откуда мне знать, справится ли Франциск? – Мария всплеснула руками.
– Этого никто не знает, – ответила Элисон. – Поэтому, что бы там ни произошло на самом деле, ты должна притвориться, будто все было как надо.
Мария кивнула, в ее взгляде сверкнула решимость, – это в ней очень нравилось Элисон.
– И как же мне убедить людей?
– Королева Екатерина дала полезный совет.
– Поэтому она позвала тебя вчера?
– Да. Она сказала, что Франциск должен взобраться на тебя и хотя бы поерзать сверху.
– Куда он денется, заберется как миленький. Вот только, боюсь, этого будет мало.
Элисон достала из кармана платья драгоценный мешочек.
– Держи. Это подарок королевы. Положи в кармашек рубашки.
– Что там?
– Кровь.
– Чья?
– Понятия не имею, – сказала Элисон, хотя, по правде говоря, у нее имелись смутные подозрения. – Не важно, чья это кровь; важно, что она должна пролиться на твою простыню. – Девушка показала Марии кончик шелковой нити у горловины мешочка. – Просто потяни, и нитка развяжется.
– По крови все решат, что я лишилась девственности. Отлично.
– Никто не должен заметить мешочек. Спрячешь его внутри себя. Ни в коем случай не вынимай.
Мария скривилась от отвращения, но это была всего-навсего мимолетная слабость; в следующий миг ее лицо вновь приобрело решительное выражение.
– Хорошо.
Элисон хотелось плакать.
В дверь постучали, женский голос произнес:
– Принц Франциск ожидает королеву Марию.
– Еще одно, – проговорила Элисон вполголоса. – Если Франциск не справится, ты никому не должна рассказывать – ни матери, ни духовнику, ни даже мне. Будешь улыбаться, смущаться и отвечать, что, мол, Франциск исполнил долг новобрачного и показал себя молодцом. Поняла?
Мария снова кивнула.
– Ты права, – промолвила она задумчиво. – Единственный способ надежно сохранить тайну – вечное молчание.
Элисон обняла подругу и попросила:
– Ты только не бойся. Франциск сделает все, что ты ему скажешь. Он от тебя без ума.
Мария выпрямилась.
– Идем.
В сопровождении фрейлин королева Шотландии медленно спустилась по лестнице на уровень королевских покоев. Ей пришлось миновать по пути просторную сторожевую, где размещались швейцарские наемники, затем переднюю, где на нее во все глаза уставились толпившиеся там придворные. Наконец она вошла в королевскую спальню.
Посреди помещения стояла кровать под натянутым на четырех опорах пологом. Саму постель застелили белыми простынями, а тяжелые и плотные портьеры и занавеси с кружевами, которые обычно задергивали, теперь свернули и привязали к опорам. Франциск стоял у кровати, облаченный в расшитую золотом и камнями накидку поверх батистовой ночной сорочки; колпак был для него велик, наползал на лоб, и оттого принц выглядел сущим мальчишкой.