— Они лезут внутрь, — хриплым шепотом проинформировал Ромри. Вооз чувствовал его возбуждение. Они наблюдали, как два рейдера проникают в дыру.
Третий, помедлив, жестом подозвал Вооза и Ромри. Те перебрались через стену и подбежали к наемникам.
Внутри обстановка отвечала уже виденной Воозом. Люди Обсока в легкой энергоброне рассредоточились по складу, вытянули антенны, доискиваясь потайного входа. Один наемник, толстяк с бесстрастным лицом, резко остановился и поднял руку.
— Здесь, — прошептал он. — Но дверь слишком хорошо защищена.
— Мы туда через пол провалимся, — ответил один из его товарищей, имея в виду дезинтегрирующую гранату, которую держал в руке.
— Погоди. — Внимание другого отвлеклось на сигнал в наушниках. На лице рейдера промелькнуло удивление. — Дверь уже открыта. Можем пройти.
— Он что, забыл ее запереть?
Вооз начинал догадываться, что здесь произошло, но ничего не сказал. Трое осторожно откинули толстую плиту на шарнирах, опасаясь ловушек, и спустились в подвал. Вооз полез следом, за ним Ромри.
Его догадка оказалась верна.
Толстяк склонился над неподвижным телом на матраце и осмотрел его.
— Он мертв, — сообщил рейдер. — Убит из ультразвуковой пушки.
Труп принадлежал искателю приключений, которого Вооз наблюдал во сне наяву, сидя на кушетке.
— Надо полагать, кто-то опередил нас, — произнес он.
— Черт побери, это уж точно.
— Возможно, они что-то упустили, — тревожно вмешался Ромри. — Обыщи комнату. Поищи куб памяти.
— Поищем. Но не найдем. Это официальная казнь.
Другой наемник поднял с пола карту. На ней виднелся серебряный орел — символ эконосферы.
— Тут побывал правительственный агент.
— Вероятней всего, на внешних накопителях этой информации не существовало, — сказал третий рейдер. — Наверняка он носил ее в своем адпланте.
— Вы уверены, что карта подлинная? — уныло спросил Вооз.
— Да настоящая она, настоящая, — недовольно отозвался наемник, поворачивая карту к свету в поисках нанесенных на нее узоров. — Их чертовски тяжело подделать. Эко-агенты всегда оставляют их на месте работы.
— Они так показывают, что у эконосферы руки длинные, — совершенно серьезно заметил другой. Вытащив коммуникатор из чехла, он уточнил: — Кто доложит нашему нанимателю, вы или я?
— Я. — Вооз взял у него коммуникатор и начал набирать номер Обсока.
Ромри стоял над трупом и качал головой.
— Да уж, правительственные шишки явно хотят сохранить Мейрджайн вне нашей досягаемости любыми средствами, раз так бесцеремонно разделались с этим бедолагой. Интересно, чего они боятся?
Старший наемник пожал плечами.
— Я бы тоже хотел это знать. Прошлая экспедиция вроде бы не обнаружила там ничего опасного. По крайней мере, все вернулись нерасчлененными.
Вооз тем временем дозвонился до Обсока. На матовом экранчике возник интерьер гостиной, но самого Обсока не было видно. Коллекционер спросил холодно, раздраженно:
— Ну и что там?
— Гражданин Обсок, это капитан Вооз, — вежливо проговорил Вооз. — Боюсь, что наши усилия ни к чему не привели. Тут уже побывал правительственный агент. Данные почти наверняка уничтожены. Вероятно, их больше нигде не осталось.
— Это уже неважно, — ответил голос Обсока. — Ни в малой степени. За последние несколько минут кое-что произошло. — Он помолчал. — Принята широкополосная трансляция из Скопления. Наверняка с Мейрджайна. Она содержит координаты. Их теперь знают все.
— Но какой в том смысл?! — воскликнул Ромри, подскочив к Воозу. — Что это все значит?
— Это значит, — ответил Обсок, — что на Мейрджайне что-то есть, и оно хочет, чтобы люди туда прилетели.
4
Когда Вооз в последний раз посещал Тету, Мадриго остался доволен полнотой его кажущегося исцеления. Разочаровывать наставника было тяжким испытанием.
Печальными знаками на дороге несбыточных планов запечатлелись в памяти Вооза грандиозные, уходящие до горизонта колоннады и нежная, как шербет, атмосфера, постепенно таявшая в небесах цвета крокуса. Он обонял сладостные, успокаивающие ароматы. Рядом шагал Мадриго, всем видом своим выражая уверенность и спокойствие.
— По тебе видно, что разум в тебе победил, Вооз, — произнес столпник. — Ты превозмог невзгоды.
— Не превозмог, — ответил Вооз.
Так и было. Бесстрастная, как скала, личность Вооза служила ему броней, подобно скафомоду, который он теперь всегда носил на крепком, но покрытом уродливыми рубцами теле. Броня характера, позволявшая ему функционировать в реальности, прикрывала от внешнего мира ядро — сложенное абсолютным ужасом.
Именно Мадриго помогал создать эту броню. Задача оказалась бы невыполнима без познаний столпника в человеческой психологии. И сам же Мадриго теперь обманулся совершенством своего творения.
— Я выбрал имена ошибочно, — сказал Вооз. — Они сулят участь, которой я бы превыше всего на свете желал избежать...
Он продолжал говорить, детализируя величайший свой страх. Мадриго с серьезным видом слушал.
После этого Вооз задал вопрос. Собственно, ему трудно было бы подобрать менее смелый вопрос. Впервые Вооз увидел своего наставника шокированным.
Он ждал.
— Твой план абсолютно неосуществим, — сказал Мадриго, уверившись, что правильно понял намерения Вооза. — Ничего нельзя изменить. В противном случае твои имена лгали бы.
Тогда Вооз понял, что ни одно человеческое существо, не исключая мудрого и благожелательного наставника, не захочет и не сможет ему помочь, и беспредельное одиночество избранной миссии нахлынуло на него.
Вооз отогнал это воспоминание, насколько удалось, затолкал в пылающие тайники разума. Проверил, равномерно ли генерируют энергию топливные элементы. Потом приступил к похожему, но не столь важному практически ритуалу — взялся обследовать те части корабля, какие пребывали в соматической интеграции с ним.
Задаче поддержания жизни в теле Вооза были отданы четыре палубы, то есть все пространство корабля, за исключением машинного отделения, кладовой, жилой секции и астрогаторской рубки. Корабль создавался по принципу холистической интеграции, а это значило, что все происходящее в одной системе так или иначе влияло на остальные. Иными словами, Вооз полностью сроднился с кораблем. Когда двигатели работали на полную, он это кишками чуял. Когда корабль переходил из одного состояния в другое или менял курс, Вооз испытывал мимолетный приступ головокружения.
Соматическая система, как окрестили ее скелетных дел мастера, носила всеобъемлющий характер. Распространяясь за пределы жилой секции, она связывала его со всеми функционирующими элементами корабля. Основная часть ее, однако, находилась на четырех палубах, заставленных механизмами в тусклых корпусах. Двигаясь меж них, Вооз чувствовал себя так, словно движется по собственному организму — ибо они и были его телом, в некотором смысле более реальным, нежели плоть и кровь. Даже сознание его поддерживалось именно здесь.
Обычно адплантная техника функционировала беззвучно, однако не в этом случае. Вооз не вполне понимал, почему, но машины жужжали и пощелкивали в уютном ритме механического общения, хотя не имели никаких движущихся частей.
На каждом корпусе виднелся диагностический дисплей. Перемещаясь между зелеными экранами, Вооз зачарованно взирал на беспрерывно менявшиеся мерцающие символы. Скелетных дел мастера научили его толкованию некоторых символов, однако необходимости в том, пожалуй, не было вовсе. Соматическая система осуществляла полный самоконтроль.
Причиной существования этих экранов и ежедневных прогулок по четырем палубам служила необходимость напоминать себе, где расположено средоточие его здравия. В противном случае, как полагали скелетных дел мастера, Вооз мог бы позабыть об этом и по неосторожности удалиться за пределы зоны покрытия корабельных лучей, хотя ему в любом случае послали бы предупредительные сигналы.