Он слышал, как говорит сам с собою корабль, пытаясь его спасти. Никогда еще не бывало с ним ничего подобного! Голоса вступали один за другим, пререкались, совещались, выносили решения — и все это, как он понял, в мгновение ока. Затем корабль, словно обессилев, посоветовал:
Сдавайся, если хочешь.
Вооза охватил ужас.
— Нет! — заорал он. Он сердцем чуял, что стоит сдаться, как придет конец всему. Он ощутил, как снова собирает силы корабль. Он еще раз покачнулся, на миг забыв, где находится, и вдруг замер неподвижно.
Атака миновала, если не считать внутреннего давления — признака повышенной бдительности корабля.
А что изменилось?
Изменился Ромри. Кладоискатель стоял недвижимый, подобный статуе. Глаза глядели в пустоту. Вооз провел рукой перед его лицом. Ничего.
Коснулся щеки Ромри. Плоть была твердой и гладкой, словно камень.
Ради проверки пихнул скально-неподвижное тело, потом толкнул сильнее. Ромри опрокинулся, с глухим стуком ударившись о золотой пол. В его теле не шелохнулся даже палец.
Что бы ни атаковало Вооза и потерпело неудачу в противостоянии с кораблем, на Ромри оно напало тоже. Вооз позволил себе оглянуться на три корабля, припаркованные среди золотой, залитой солнцем равнины. Братцы-Шляпники стояли, глядя друг на друга, или, во всяком случае, так казалось. Они были совершенно неподвижны.
Посмотрев на Неутомимую, Вооз сформулировал вопрос.
То же самое, ответил корабль с готовностью, говорившей о том, что он уже проверил яхту по собственной инициативе. И показал краткое камео Обсока с Мэйси, которые так же неподвижно сидели друг подле друга.
Вооз принял быстрое решение. Он решил перетащить оцепеневших Ромри, Обсока и Мэйси на борт своего корабля и тут же сняться с планеты, в надежде проскользнуть мимо эконосферного крейсера. В спешке он совсем позабыл о будущих словах, адресованных роботу на яхте. Когда вспомнил, было уже поздно, поскольку игра в шахматы возобновилась. Вооз опять стал пешкой в чужой игре. Опять его затянуло в головокружительную последовательность впечатлений, слишком быстрых, чтобы там что-то уловить; смешение цветов, образов и звуков.
Но в каком смысле его передвигали сейчас? Вроде бы не просто во времени, а может, и вообще не во времени. Спустя считанные секунды пала тьма. Его понесло по темному туннелю. Потом он остался стоять во мраке, медленно вытесняемом желтым сиянием.
Тьма исчезла, и он увидел, что находится в палате с куполообразным потолком. Его окружали пятеро или шестеро ибисоглавых чужаков, которых он видел в кристалле. Они спокойно взирали на него глазками-бусинками, клювообразные лица блестели. В среднем они были чуть ниже человеческого роста, тела — тонкие, гладкие, мускулистые, с оливковой кожей, молодые, точно тела девочек, ибо, как он отметил, никаких признаков мужских гениталий у чужаков не было. Серебряные пояса на талиях — единственный элемент их убранства — показались Воозу при близком рассмотрении непрестанно движущимися, словно они состояли из текучей ртути.
Несмотря на то, что с ним приключилось, он не слишком испугался. Наверное, привык. Он несколько раз уже встречал разумных инопланетян, и те в целом склонны были относиться к нему терпимее, чем незнакомцы-соплеменники.
Зато он почувствовал непреодолимый трепет. Эти существа умели манипулировать временем, для них оно было все равно что новое пространственное измерение. Иными словами, они создания четырехмерные.
Рядом с обычными существами вроде Вооза, вынужденными, как черви, ползти от одного мига к другому, они почти боги. А и правда, не боги ли они? Разве не с головой ибиса, вспомнил он, содрогнувшись внутренно, изображался древний бог Тот, который, как говорят, показал человечеству колоду карт столпников и обучил ее толковать давным-давно, еще в дотехническую эру?
Вооз как-то спросил Мадриго, существуют ли боги. Мадриго ответил:
— Возможно; по этому вопросу согласия нет. Но если да, то они — существа преходящие и ограниченные, как и мы. Более развитые интеллектуально, более могущественные, и сознание их, в принципе, может воспринимать материю иначе, но это и всё. Не стоит, — добавил он, — никого бояться.
— Они не бессмертны? — спросил Вооз.
— Все существа бессмертны, — напомнил Мадриго, — но, как и мы, боги обязаны прожить свой срок и умереть.
Существо, стоящее лицом к Воозу, сделало загадочный жест, коснувшись пальцем приплюснутого лба. Продолжая плавное, текучее движение, чужак развернулся и показал открытой ладонью на изогнутую стену позади. После этого развернулась вся группа, двинулась налево от Вооза и покинула помещение.
Через какую дверь, Вооз не заметил. Но перед ним, там, где еще мгновением ранее была безликая стена, теперь образовался арочный проход. Пурпурная ткань реяла поперек него, слабо колыхалась, точно на ветру. Он подошел к ней, коснулся ткани — но это была не ткань. Осталось лишь ощущение чего-то шелковистого или, может, теплого масла на коже, а рука прошла насквозь.
Он смело устремился внутрь через экран и замер. Он попал в круглую палату, вроде первой, но меньше. Стены и выпуклый потолок были той же текстуры, что и в городе — Вооз сообразил, что это, верно, и в самом деле часть таинственного комплекса. Мебели в палате, однако, было больше, хотя о предназначении трех или четырех объектов на полу, похожих на застекленные шкафчики, он мог лишь догадываться.
На возвышении с подушками в центре комнаты восседал, скрестив ноги, еще один ибисоглавец. На первый взгляд — неотличимый от предыдущих. Но почему-то, созерцая его, Вооз исполнился трепета перед невероятной древностью и колоссальным опытом существа. Более того, встретившись взглядом с бесстрастными глазками-бусинками, он словно бы стал лужей, куда кто-то пренебрежительно опускает палец, и до самых тайных уголков его личности раскатилась по этой луже рябь, прежде чем отразиться. Сомнений не могло быть: чужак изучал его разум.
— Войди же, маленький Червяк.
Снова прозвучало ненавистное ему имя, не последняя среди причин его мытарств по трущобам Корсара.
Голос казался звучным, властным, человеческим. И мужским. Немного странно было его тут услышать. Еще удивительней — осознать, что говорит этим голосом существо, чей изогнутый трубкообразный клюв явно не приспособлен к человеческой речи, да и голова создания не шевелится. Голос исходил из пустоты.
Вопреки иррациональной тревоге при отсылке к его детству Вооз почувствовал нарастающее возбуждение. Его принимают обитатели Мейрджайна, боги времени, как он уже привык их про себя называть! Он может задавать вопросы! Он так близок к ответам, которых жаждет!
— Итак, — начал он, — вы знаете наш язык?
— Или сделали так, чтоб ты научился понимать наш. Какая разница? Ближе подойди, Червяк. Не топчись там под дверью.
— Меня зовут Иоаким Вооз, — огрызнулся Вооз. Но повиновался, приблизившись. Голос хмыкнул.
— Агрессивная напористость в самозащите, как обычно для вашего вида. Отлично. Иоаким Вооз, если хочешь.
— А как мне называть тебя? — спросил Вооз.
— Я — это я. У меня нет нужды в имени. Тебе этот ответ ничего не напоминает?
— Нет.
— А должен бы. Сходным образом ответил ты однажды, будучи спрошен об имени твоего корабля.
— Но мы — не корабли.
— А ты? На что ты годен без своего корабля?
Существо, несомненно, знало о нем все. Ментальная оголенность рождала дискомфорт.
— У меня есть вопросы, — сказал Вооз. — Но ты уже знаешь, какие.
— У тебя есть вопросы. Но молчаливый дискурс неприемлем. Разум испытывает потребность в самовыражении.
Вооз подавил усмешку. Реплика была вполне достойна Мадриго. При этой мысли Вооз опустил руку в карман и выудил оттуда колоду столпничьих карт. Умело перебрал ее, пока не дошел до Царства Звездного, изображавшего обнаженную женщину, которая поливала землю из двух кувшинов. За ее спиной с вечнозеленого древа поднимался в воздух ибис.