Если столпники ошибаются, это облегчит его страдания. При мысли об этом его окатила волна радости. Страха больше нет! Боль не вернется! Он волен жить, а потом не жить больше никогда!
Как же смогли слова простой, необразованной Мэйси за считанные мгновения разорвать окружавшую его десятки лет мрачную завесу? Нет, это невозможно... безрассудная суицидница не может знать лучше Мадриго...
Он вдруг поймал себя на том, что машинально извлек из кармана колоду карт столпников и стал перебирать ее пальцами. Он опустил взгляд; его смутила неожиданная мысль, что эти божественные, проникнутые надмирным смыслом символы могут в конечном счете оказаться выдумкой... Тут Мэйси выхватила карты у него из руки и отшвырнула прочь. Он увидел, как они разлетаются по синей траве на склоне холма.
Затем она быстро расстегнула блузку и сорвала с себя, оставшись нагой. Он увидел в ее глазах экстаз и экзальтацию. И понял, что она активирует скелетные функции, одну за другой. Она наклонилась к нему, положила руки на плечи; от нее исходил пьянящий аромат, налитые груди со вздыбленными сосками заполняли все поле зрения.
— Забудь обо всем, Иоаким, — прошептала она. — Вспомни, что ты скелетоид. Давай же! Включи скелет! Почувствуй, как он воссияет внутри тебя!
Он сидел неподвижно, не отвечая. Она прижалась к нему щекой.
— Философия — не реальность. А то, что дают тебе кости, реально. Ты не позволял себе пережить ничего хорошего с той самой поры, как это произошло. Иоаким, вот твоя трудность. Ты должен научиться радости. Это единственный путь стереть прошлое.
Представление Вооза о себе и мире расплывалось. Он не испытывал сексуального возбуждения, но в конце концов ответил на просьбы Мэйси и извлек из памяти почти забытые управляющие сигналы.
Это было как вдохнуть полузнакомый аромат. Живость пришла вновь: впервые за долгие годы он познал взаимосвязь эмоций и ощущений, восторг от восприятия предметов вокруг, звуков и запахов, дуновения ветра на коже. Подъюстированная реобаза: все его ощущения стали резче и четче, нежели у обычного человека, не скелетоида. Подъюстированная хронаксия замедлила время; Мэйси приближалась к нему в балетном танце, где задействовано было каждое движение ее тела, вплоть до кожных пор.
И наконец, под ее умоляющий шепот, включилась функция секса.
Она помогла ему выбраться из скафомода и похожей на саван поддевки.
— Выше, — взмолилась она. — До предела. Ты можешь это выдержать.
Ее руки скользили по его покрытой рубцами коже. Он повиновался. Все настройки взметнул на максимум, пока разум не сдался под напором впечатлений и ощущений; если б не помощь корабля, он бы сейчас обезумел.
О, сладкое безумие! Кипящий котел страсти, мир безграничной эротики, делирий наслаждения, которым унесло его личность, а вместо нее явилось — удовольствие! Безграничное возбуждение! Они сплетались в объятиях, пока не перестали разбирать, кто где, и в уплотнявшихся среди тумана сексуального возбуждения сполохах он ощутил, как его корабль, припаркованный на уровне земли рядом с городом, помогает капитану набрать обороты и вздыбить фаллос — без корабля он бы не сумел этого сделать, хотя никогда прежде и не просил о таком содействии.
Его личность заполнило ощущение твердого, объемистого объекта. Он стал башней силы. Затем — пенетрация. И заполнил ее личность тоже, доминантой и резким целеустремленным проникновением.
В огонь. В пылающий, бурлящий, полный надежд мир.
В пониженной гравитации Шаунса Киру Чжаю Хеврону было слегка не по себе. Он немного нарастил вес за счет тонкого скафомода, немногим толще сорочки с длинными рукавами, но комфортней ему не стало. Он предпочитал свободно развевающиеся на ветру одежды.
Если бы не известие о прибытии Вооза, он уже вернулся бы на Катундру.
— Это вот его корабль, вы сказали? — уточнил он, указав через низкое окно верхнего этажа на возносящийся над крышами силуэт корабля, необычный своей стремительной, чуть скругленной формой. Другие суда, припаркованные на космодроме, выглядели менее... целеустремленно.
— О да, великий магистр, это его корабль.
Дюжина адептов Телемы расселась в позах формального почтения лицами к великому магистру Хеврону. Девятерых он спешно призвал с Катундры, и они прилетели только сегодня утром. Хеврон отвернулся и сел на свое место, оправив накинутую поверх скафомода тогу.
— Те из нас, кто прибыл сюда прежде вашего, — произнес он, — дали оценку работе гражданина Эбарака и наших ученых над времякристаллическими артефактами. — Он помедлил. — Ученых на эту встречу не вызвали по соображениям тактического характера. Лучше, чтобы то, что вы сейчас услышите, не достигло ушей Эбарака.
— Результаты оказались обескураживающими. Вряд ли от времякристаллов будет хоть какая-то польза для нашей задачи. Но, впрочем, я склонялся к такому выводу еще до отлета на Шаунс. Как вы знаете, мы получили новую информацию. Претерпев страдания, человек может разумом уподобиться божеству.
Его последователи — все мужчины, ибо женщинам не позволялось продвигаться в высшие круги Телемы, — никак не отреагировали на упоминание конечной цели странствия. Дисциплина включала подавление эмоций. Они соблюли ее. Хорошо.
— Итак, секрет не в каком-либо техническом устройстве, но в силе воли. Однако может ли человек испытать страдания достаточной интенсивности? По определению, боль эта трансцендентальна и, значит, непереносима. Один индивид, впрочем, перенес такие страдания, но трансформации избежал; это кораблеводец Иоаким Вооз, человек странный и отмеченный несмываемой стигмой своего опыта.
Он замолк почти на десять секунд, после чего уронил в нарастающую тишину:
— Вернее будет сказать, что Вооз уже не человек. Тело его неспособно самостоятельно поддерживать жизнь. Оно зависит от вспомогательной адплантной машинерии корабля, интегрирующего все соматические функции с коммуникационным лучом. Корабль, а не тело, ступающее меж людьми, и есть ныне Вооз.
Он снова указал в окно, за которым четко прорисовывался силуэт корабля Вооза недалеко от космодрома. Хеврон не знал, что в этот самый миг корабль вводит Вооза в экстаз исключительно позитивных переживаний.
— У нас уникальная возможность исследовать инструменты, доказанно пригодные для достижения трансценденции. Кто контролирует этот корабль, контролирует самого Вооза. Таким образом, мы используем его как подопытное существо. Говорят, что на Мейрджайне инопланетянин предлагал Воозу заново пережить ту агонию, чтобы Вооз попытался ее превозмочь. Хотя Вооз не обладает достаточной для этого смелостью, мы можем принудить его к этому. Снова и снова, если потребуется. Поскольку он провалил испытание однажды, он провалит его снова и снова, но в неудачах своих снабдит нас ценными данными. Бесценными для нас в подготовке к аналогичным попыткам.
Хеврон помолчал, пытливо оглядывая присутствующих.
— Почему этот индивид так ценен для нас? — спросил кто-то.
— По двум причинам: его можно контролировать с уникальной полнотой, и он уже был близок к трансценденции. Он идеален для опытов такого рода.
— А что, если наши манипуляции все же вынудят его преодолеть этот барьер? — спросил другой. — Тогда нам не позавидуешь.
Хеврон улыбнулся.
— Мы играем с огнем, — согласно ответил он. — С огнем разума, если быть точным. Но тем, кто боится, не место в Телеме.
Он кивнул ближайшему подручному, и тот зачитал список имен тех, кто недавно прибыл из Катундры: группы захвата.
— Наша задача проста, — сказал им Хеврон. — Вы проникнете на корабль Вооза и возьмете под контроль его оборудование, использовав имеющуюся у вас аппаратуру. Вы обязаны проанализировать ее прежде, чем он вернется и атакует вас. Он смертоносный противник в бою. Но как только вы преуспеете, он ничего не сможет сделать сам.