— Извини, солнышко, но я с клонами не играюсь. — Голос его был хриплым и похотливым. — Я один такой живу. Ну а ты, значит...
Он сжал ее горло своей ручищей и принудил опуститься на пол. Вооз дал кораблю команду переключить луч. В своем вуайеризме он не заходил так далеко, считая сцены сексуальных убийств омерзительными.
У девушки где-то был припрятан клонированный дубликат. А в мозгу передатчик, похожий на корабельную модель Вооза, но гораздо, гораздо проще. Мгновение за мгновением скармливает устройство ее мысли и чувства спящему клону. Когда оригинал умирает, клон просыпается. Со всеми воспоминаниями, включая момент смерти. Так Джоди и воскресла.
Сексуальные убийства вошли в моду у пресыщенных искателей наслаждений этого региона; ими двигало стремление испытать во всей полноте связь между сексом и смертью, хорошо известную психологам. Говорили, что экстаз получается несравненный, ведь в нем нет ничего притворного. Оригинал умирал самом деле, навсегда. Преемственность обеспечивалась новым, пробужденным ото сна клоном.
По крайней мере, так считало большинство. Вооз не был в этом уверен. Он верил в существование чего-то, именуемого душой, и полагал его пространственно неограниченным. Возможно, душа и передается вместе с воспоминаниями. В любом случае, культ сексуальной смерти его отталкивал. Память о смерти во время полового акта вынуждала клона искать ее снова и снова; замкнутый круг извращений.
У самого Вооза клонированного тела в запасе не имелось. Он бы с радостью встретил смерть, но та бессильна была ему помочь. Прошлое, а значит, лежащая в нем агония, от этого не изменится.
Он погрузился в сон, скорчившись на кушетке. Через десять часов пробудился: приехали грузовики торговца. Не успел он толком очухаться, как корабельные роботы сноровисто выдвинули мачтовый кран и начали спускаться по корпусу. Он последовал за ними и стал наблюдать, как автоматы переносят груз в кладовую.
Последний ящик он на пробу вскрыл. Внутри действительно оказались боэмы с уникальной планеты, известной фантастическим разнообразием кристаллов. Боэмы представляли собой наиболее продвинутую форму этого кристаллообразования. Никто не знал, что или кто они в действительности — обычные естественные кристаллы, пускай и превосходящие сложностью адпланты, или эволюционировавшая форма жизни, разумная, но неподвижная. Подобрав нужные параметры модема, с боэмами удавалось общаться, однако ответы с равным успехом можно было приписать простой обработке вносимой пользователем информации.
В любом случае, боэмов с успехом применяли для систем управления. Кибернетическое устройство с боэмом внутри почти не отличалось от живого человека, и такие модели, даже основательно выхолощенные, снискали популярность в индустрии игрушек. Адплантам же, произведенным промышленностью, недоставало спонтанности отклика.
У Вооза не было возможности определить, действительно ли образцы лоботомированы, как обещал торговец, но пересматривать контракт он уже не имел права. Прежде чем улететь по своим делам, он обязан доставить груз. Таков закон.
Он заверил грузовую декларацию запахом своего тела. Грузовики уехали, роботы уползли внутрь, мачтовый кран втянулся. Капитан Вооз включил эскалатор и вернулся в рубку. Поджег первый топливный стержень; тот выбросил искры и начал генерировать энергию. Грузовой корабль медленно воспарил с ВПП в лимонное небо.
2
Как только Вооз очутился среди блистающих светил и величественных занавесей газопылевых облаков, он перестал отвлекаться на постороннее. Корабль мчался в галактическом пространстве, а Воозу делать было особо нечего, только сидеть, и так, сидя, он дремал, а в состоянии дремы прошлое одолевало его. На планете внимание всегда удавалось чем-нибудь занять. Но здесь... только пустота и корабль, неизменное фоновое гудение корабельных двигателей.
Его разум, немного посопротивлявшись, утонул в пене образов, которые поднялись из прошлого.
Воспоминания овладели им.
Капитан Иоаким Вооз не всегда носил это имя. Исходное его имя состояло из одного слова. Дразнилка, кличка, которую он не потрудился бы сейчас озвучить; казалось, что она никогда и не была его именем. Он родился в трущобах Корсара, никогда не знал своего отца и не успел толком узнать мать. С десятилетнего возраста он жил в одиночестве, пытаясь прибиться к одной из канализационных банд — стаек молодежи, терроризировавших трущобные крольчатники.
Но Воозу от рождения крепко досталось. Он родился калекой, со сгорбленной спиной, искривленными конечностями, и ходить мог, только помогая себе палкой, которую сжимал обеими руками; она же служила ему защитой от ударов и тычков, которые наносили равно стар и млад. Ни к одной банде ему прибиться так и не удалось, хотя он отирался у всех, кто соглашался его терпеть, ибо научился хромать, опираясь на клюку, с довольно приличной скоростью.
Большую часть времени он проводил, попрошайничая в космопорту, поскольку ремесла грабежа и убийств, которыми промышляли банды, ему по очевидным причинам оставались недоступны. К пятнадцати годам он обзавелся мечтой: захотел стать кораблеводцем. Эти спокойные люди с прямыми спинами, хозяева собственных кораблей, которым везде были рады, стали его героями, и он наблюдал, как они вышагивают по космодрому. Они реже пинали его, чем пассажиры космических лайнеров, механики или даже члены экипажа, а чаще подавали милостыню. Вооз смутно догадывался, что во Вселенной существует не только безжалостный, грубый Корсар. Глядя, как тает в синеве (небо Корсара было синим) корабль, он мечтал о побеге.
Когда ему исполнилось шестнадцать лет, мечту удалось осуществить.
Хромая, Вооз выбрался из трубы в темный уголок космопорта. Полдюжины Резунов, членов банды, которой он старался избегать, как огня, гнались за ним, выкрикивали его имя, имя, которое он ненавидел, имя, которое точно описывало его природу.
Он бы, наверное, ушел от погони, но на пути случился пилон. Вооз не умел быстро менять направление движения. Это позволило одному из преследователей настичь его. Палку у него вырвали и отбросили прочь. Он пополз туда, но они накинулись на него. Стегнули хлыстом, чтобы он закричал.
Он ощутил только один удар. Затем происходящее переменилось. Резуны замерли, их крики оборвались. Хлыст завис в воздухе. Вооз поднял взгляд, продолжая лежать. Он увидел пару босых ног, а над ними — голые щиколотки и ноги, до середины бедер. Затем — край хитона, одеяния вроде тоги, свободно свисавшего с плеч.
Такую одежду носили профессионалы, которым не было нужды много работать. Юный Вооз оглянулся через скрюченное плечо. Над белой тканью хитона он увидел синие глаза, смотрящие на него с чисто выбритого лица, и аккуратно зачесанные на лоб волосы.
Незнакомец, вероятно, вышел из-за пилона. Резуны легко бы с ним справились, но появление этого человека словно бы застало их врасплох. Канализационные банды придерживались негласного уговора с администрацией космопорта: иномирских гостей на самой территории не трогать. Но, видимо, не это их сдержало, а что-то в невозмутимом лице новоприбывшего.
Гость сделал рукой широкий жест.
— А ну катитесь отсюда.
Несколько мгновений они не двигались, лишь исподлобья зыркали на него, но потом убрались восвояси, в трубу. Незнакомец поднял палку Вооза и вернул ему. Вооз уткнул конец палки в покрытие космопорта и стал приподниматься дальше, пока не выпрямился почти на максимальную доступную ему высоту, сиречь немногим выше поясницы гостя.
— Спасибо, господин. Вы бы не могли подать мелкую монету, добрый господин?..
Человек в хитоне проигнорировал заученную мольбу. Он оглядывал Вооза профессиональным оком.
— Ты такой от рождения, юноша?
Вооз нервно запахнулся в свои лохмотья и застегнул драную куртяшку у горла.
— Да, господин, — прошептал он.