– Ничего нет! – воскликнул Том. – Должно быть, где-то есть еще один.
Он вытянул из-под бесчувственного тела плащ и тщательно обыскал его. Никаких потайных карманов не было. Тогда он стянул ботинки. И в них ничего не оказалось. Снял с пояса нож, отрезал подметки. Ничего.
Теряя терпение, он просунул нож за ворот шерстяной туники разбойника и одним движением распорол ее до талии в надежде найти спрятанный пояс с деньгами. Увы.
Тело вора лежало в грязи посередине дороги, раздетое, если не считать чулок. Двое крестьян вытаращились на Тома, словно он сошел с ума.
– У него нет денег! – сказал он вне себя от бешенства.
– Должно быть, все спустил в кости, – с горечью произнесла Агнес.
– Надеюсь, он уже горит в аду.
Агнес опустилась на колени и приложила руку к груди разбойника.
– Сейчас он именно там. Ты убил его.
IV
Они начали голодать уже к Рождеству.
Зима пришла рано и была невыносимо холодной. На деревьях еще висели яблоки, когда первый снег припорошил поля. Говорили, что это всего лишь внезапное похолодание и оно долго не продлится, но потепление так и не наступило. Крестьяне, припозднившиеся с осенней пахотой, ломали плуги в окаменевшей земле. В деревнях спешили резать свиней и солить мясо на зиму, а богатые помещики забивали Скот, ибо зимние пастбища не смогут прокормить такое поголовье. Но бесконечные морозы нанесли непоправимый вред растительности, так что и оставшимся животным есть было нечего. Когда опускались сумерки, в деревни стали наведываться обнаглевшие волки, которые хватали тощих кур и ослабевших от голода детей.
С наступлением холодов строительные работы повсеместно прекратили до весны, а только что возведенные стены спешно укрыли соломой и навозом, дабы утеплить на зиму, ибо раствор в них еще не успел полностью просохнуть и, замерзни он, могли пойти трещины. Некоторые каменщики были наняты только на лето, и теперь они возвращались в свои родные деревни, где их знали не как каменщиков, а как мастеров на все руки; они намеревались провести холодное время года, изготовляя плуги, седла, сбруи, лопаты, двери и многое другое, что требовало умения держать в руках молоток, пилу или долото. Другие перебрались в окружавшие строительные площадки мастерские и все светлое время дня проводили, вырезая каменные блоки замысловатой формы. Но так как зима выдалась очень ранняя, эта работа скоро подошла к концу, а из-за того, что крестьяне голодали, не имели достаточно денег на строительство и епископы и лорды, так что к исходу зимы многих каменщиков пришлось уволить.
Из Солсбери Том со своей семьей отправился в Шефтсбери, а оттуда в Шерборн, Уэльс, Бат, Бристоль, Клусестер, Оксфорд, Уоллингфорд и Виндзор. Везде в мастерских горел огонь, церковные дворы и стены замков были наполнены звоном железа, ударяющегося о камень, а мастера, надев рукавицы на свои умные руки, изготовляли лекала будущих арок и сводов. Некоторые из них были нетерпеливы, грубы и невоспитанны, другие печально смотрели на исхудавших детей Тома и его беременную жену и разговаривали ласково и сочувственно, но все они говорили одно и то же: «Нет, здесь для тебя нет работы».
Когда представлялась возможность, они пользовались гостеприимством монастырей, в которых путники всегда могли получить еду и место для ночлега, но только на одну ночь. Иногда в зарослях ежевики им удавалось отыскать спелые ягоды, и они, словно птицы, питались ими. В лесу Агнес разводила костер и варила в котелке кашу. Но все же они вынуждены были покупать у булочника хлеб, а у торговца рыбой селедку или есть в трактирах и харчевнях, что было гораздо дороже, чем готовить пищу самим, и поэтому их деньги неумолимо таяли.
Марта от природы была худышкой, но теперь от нее остались кожа да кости. Альфред продолжал расти, словно сорняк на истощенной земле, и становился долговязым. Питание Агнес было очень скромным, но младенец, росший в ее чреве, был настоящим обжорой, и Том видел, что она постоянно страдала от голода. Время от времени Том заставлял ее съесть побольше, и тогда ее железная воля вынуждена была уступать объединенному требованию мужа и еще не рожденного малыша. Но она вовсе не пополнела и не порозовела, как это случалось в предыдущие беременности, а наоборот, несмотря на раздувшийся живот, выглядела изможденной, будто опухший с голоду ребенок.
Выйдя из Солсбери, они отправились кружным путем и, пройдя три четверти огромного круга, к концу года снова очутились в том бескрайнем лесу, что раскинулся от Виндзора до Саутгемптона. Теперь они брели в Винчестер. Том продал свои инструменты, и все, за исключением нескольких пенни, уже было потрачено, и, если он найдет работу, ему придется занимать у кого-нибудь орудия труда или деньги на их приобретение. Он не знал, что будет делать, если в Винчестере не получит работу. В родном городе Тома жили его братья, но это далеко на севере, дорога туда займет несколько недель, и, прежде чем добраться, все они перемрут с голоду. Агнес была единственным ребенком в своей семье, но ее родителей уже не было в живых. В деревне зимой никакой работы быть не могло. Возможно, ей удастся заработать несколько пенни, нанявшись судомойкой в каком-нибудь богатом доме в Винчестере Конечно, дальше идти она уже не сможет – приближалось время рожать.
Увы, до Винчестера было еще три дня, а путники были ужасно голодны. Ежевика отошла, монастырь не предвиделся, а в котелке, который несла Агнес за спиной, не осталось и горсточки овса. В предыдущую ночь они отдали нож за кусок ржаного хлеба, четыре миски жидкого бульона, в котором не было ни крошки мяса, и местечко у огня в крестьянской лачуге. С тех пор они не встретили ни одной деревни. Но к вечеру Том увидал дымок, поднимавшийся над деревьями, и они обнаружили сторожку, в которой отшельником жил лесник из королевской лесной охраны. В обмен на топорик Тома он дал им мешок репы.
Они прошли только три мили, когда Агнес сказала, что слишком устала и дальше идти не может. Для Тома это было неожиданностью: за все годы их совместной жизни он ни разу не слушал, чтобы жена жаловалась на усталость.
Она присела под старым каштаном, росшим у дороги. Давно уже отслужившей свой срок деревянной лопатой, которая только потому и осталась у них, что никто не захотел ее купить, Том выкопал для костра небольшую ямку. Дети принесли хворост, он разжег огонь и отправился на поиски ручья. Вернувшись с котелком, полным ледяной воды, Том установил его над костром. Агнес порезала несколько репок. Марта собрала упавшие с дерева каштаны, и мать показала ей, как следует их очистить и растолочь в муку, которую можно будет добавить в реповую похлебку. Том послал Альфреда за дровами, а сам, вооружившись палкой, принялся ворошить опавшую листву в надежде наткнуться на ежа, пребывающего в зимней спячке, или подбить белку, чтобы сварить из них бульон. Но его поиски успехом не увенчались.
Он сел рядом с Агнес. Темнело. В котелке булькала похлебка.
– А соли у нас не осталось? – спросил Том.
Жена покачала головой.
– Уже несколько недель ты ешь кашу без соли, – ответила она. – Не заметил?
– Нет.
– Да-а, голод – лучшая приправа.
– Ну этого у нас хоть отбавляй. – Внезапно Том почувствовал, что ужасно устал. Неудачи и разочарования последних четырех месяцев придавили его, словно непосильная ноша, и не было сил, чтобы сохранять далее присутствие духа.
– В чем же причина наших несчастий, Агнес? – сказал он голосом, полным отчаяния.
– Во всем, – отозвалась она. – Прошлой зимой у тебя не было работы. Весной ты ее получил, но дочка графа отказала своему жениху, и лорд Уильям прекратил строительство дома. Затем мы решили остаться в деревне и поработать на уборке урожая. Это была наша ошибка.
– Наверняка летом мне было бы проще найти работу на стройке, – согласился Том.
– Да еще зима наступила слишком рано. Но все это мы бы как-нибудь пережили, если бы только у нас не украли свинью.
Том утомленно кивнул:
– Единственное утешение – это знать, что проклятому вору придется теперь испытать все муки ада.