Оговорка о гробах не случайна. Ким дотумкал наконец, что напоминает ему престранная картиночка, к которой он, надо отметить, малость притерпелся, попривык и даже с неким интересом наблюдал за вихревым столодвижением, слушал поток риторических вопросов. С младых ногтей любимый эпизод из "Вия" - вот что она ему напоминала...
А вопросы сыпались со всех сторон, множились, повторялись, налезали один на другой, и Ким не всегда мог отделить их друг от друга: так и жили они - объединенными:
- Имеет ли правительственные награды в местах заключения?..
- Имеет ли партийные взыскания в фашистском плену?..
- Национальность в выборных органах?..
- Пол в командировках за рубеж?..
- Воинское звание по месту жительства?..
И так далее, и тому подобное...
В конце концов Ким перестал что-либо соображать. От постоянного писка, бесконечных уколов и занудного столоверчения у него трещала голова, зудела и чесалась кожа. Он вспотел, почти оглох, временно ослеп и вконец потерял всякую возможность здраво оценивать ситуацию. Да и какой умник взялся бы оценить ее здраво?.. Летающий гроб у классика - невинная патриархальная забава по сравнению с воздушной атакой столодержателей. Мертвая, но несказанно прекрасная панночка - нежный отдых зрению и уму по сравнению с мерзкими рожами делопроизводителей...
Но в скоростном экспрессе, на который так опрометчиво прыгнул Ким, все процессы шли с толковой скоростью. Вопросы закончились, папка "ДЪЛО" переполнилась, канцелярские столы выстроились журавлиным, клином и растворились в синей темноте. Робот-коляска снялся с якоря и споро покатил вперед - в дальнейшую неизвестность.
Ким даже обрадовался движению: ветерок откуда-то повеял, остудил лицо, и голова потише гудела. Вот только руки и ноги затекли так, что - думалось! - разжались бы сейчас захваты, кончилась пытка, так Ким ни встать, ни рукой пошевелить не смог бы. Но захваты не разжимались, робот аккуратно перевалил через какой-то бугорок на невидимом полу, через какой-то холмик - уж не вагонный ли стык? - и, проехав с метр, снова притормозил.
Свет не изменился, разве что стал чуть ярче. И в синем пространстве вагона - или сцены? - возникла новая декорация. Опять стол, только крытый суконной скатертью, зеленой, по всей вероятности, хотя при таком освещении она смотрелась синей или черной. (Типичная ошибка осветителя, машинально подумал Ким.) За столом - трое, по виду - из Больших Начальников, может быть, из тех самых, с кем Ким успел немного позаседать - так немного, что и лиц их не запомнил. Да не было, не было у них лиц! Одно Лицо на всех сытое, гладкое, уверенное, довольное, пахнущее кремом для бритья "Жилетт", одеколоном "Табак", зубной пастой "Пепсодент", а также копченостями, вареностями, соленостями, жареностями и пареностями, щедро отпущенными по спецталонам в спецвагоне.
Одно Лицо в трех лицах сидело перед Кимом, внимательно и недоброжелательно изучало его, закованного, а перед ним (перед ними?) на скатерти лежала давешняя папка "ДЪЛО".
Ну почему ж через "ять", бессмысленно подумал Ким. Какой здесь намек, какая аллюзия, что имел в виду режиссер?.. Может быть, связь его, Кима, с народовольцами и чернопередельцами? Или с эсерами и эсдеками? Круто, круто...
- Вы признаете себя членом неформального объединения, именуемого "Металлический рок" или "Тяжелый металл"? - сухо спросил один из Лица.
Нет, все-таки - один из трех, Лицо составляющих, поскольку "один из Лица" хоть и верно по сути, но уж больно неграмотно по форме.
На сей раз ответа ждали.
- Не признаю, - сказал Ким.
Не был он членом никакого официального объединения, и металлистом, как мы помним, себя всерьез не числил, хотя и носил положенную униформу. А то, что назвался представителем неформалов, - так не он сам назвался, его назвали, а он лишь не спорил - из чувства здорового любопытства и чувства естественной безопасности.
- Врет, - сказало второе лицо. - Изобличен полностью. Здесь... - лицо постучало согнутым пальцем (лицо! пальцем! бедный русский язык!..) по папке, - ...все доказательства, свидетельства очевидцев, видения свидетелей. Да вы посмотрите на него, посмотрите: чистый металлист...
- Рок, а тем более металлический, - меланхолично отметило третье лицо, - есть не что иное, как форма подмены и даже полной замены всем нам дорогих духовных ценностей. Выходит, что мы не сами строим Светлое Будущее, а некая высшая сила нами руководит. Да еще с металлической - читай: железной! непреклонностью.
- Рок - это музыка! - объяснил Ким.
- Рок - это слепая судьба, - не согласилось третье лицо.
- Почему вы обманываете трибунал? - поинтересовалось первое - среднее! - лицо.
- Это трибунал? - позволил себе удивиться Ким.
Все-таки хорошо он себя держал, спокойно. И привычное чувство юмора вновь обрел. Как ни странно, именно канцелярская чертовня - ее полнейшая неправдоподобность и бредятина! - вернула ему уверенность в себе. А может, и головная боль помогла? Или частое иглоукалывание?..
- Трибунал, - ответило лицо.
- По какому праву?
- По праву сильного.
- С чего вы взяли, что вы - сильные?
Среднее лицо усмехнулось левой стороной рта. И два остальных лица сделали то же самое.
- Посмотрите на себя, - сказало лицо, - и потом на нас. Кто сильнее?
- Вопрос некорректен. Я один, вас - трое. Я скован, вы свободны...
- Сами того не желая, юноша, вы сформулировали некоторые принципы нашего преимущества в силе. Вы один, нас - трое. Расширьте формулу: вас единицы, нас - множество. Дальше. Вы скованы, мы свободны. Тут и расширять нечего... Не вижу необходимости продолжать заседание. Сколько нам на него отпущено?
- Пятнадцать минут, - ответило правое лицо. - По пятнадцать минут на клиента... э-э... на обвиняемого.
- Сэкономили семь... Объявляю приговор. Двадцать лет трудового стажа с обычным поражением в правах. Товарищи, согласны?
- Где будет отбывать? - деловито поинтересовалось левое лицо.
- А где бы ни отбывать, - беспечно отвечало среднее лицо. - Широка страна моя родная. За столом никто у нас не лишний. По заслугам каждый награжден. А с его профессией он всегда на булку с изюмом заработает. Лицедеи и шуты любимы народом.