За одним из столов сидит мужик с усталым и умным лицом в погонах капитана. Он воюет с пишущей машинкой. Нам только кивает и снова утыкается в непокорный агрегат.
— Посиди здесь, — снова переходит на "ты" мой конвоир.
Он придвигает мне стул, а сам исчезает в коридоре.
— Из дома сбежал? — спрашивает капитан.
— Зачем? — удивляюсь я.
— На БАМ, например, — предполагает он, — на комсомольские стройки.
Капитану скучно и он ищет повод отвлечься от ненавистного отчёта. Или что он там печатает.
— В таком виде? — показываю на себя.
— Да, действительно, — соглашается он, — тогда почему ты здесь?
— Это вы у своего коллеги спросите, — пожимаю плечами.
Темы исчерпаны. Капитан с грустью опускает голову.
— В состо… где же ты, блин…я…нии… а…л…
— Хотите, помогу?
— А ты умеешь? — расцветает он.
— Слепым десятипальцевым.
— Садись! — он решительно встаёт.
— В состоянии алкогольного опьянения… использовав… приспособление… нет, погоди… орудие…
— Инвентарь...
— Точно, инвентарь в виде лестницы-стремянки… — капитан вдохновенно ходит по кабинету и диктует —открыто похитил с чердака у гражданки Волобуевой… два десятка яиц и копчёный окорок...
— С особым цинизмом, — подсказываю я.
— Нет, про цинизм не надо, — задумывается он, — хотя звучит хорошо. После чего скрылся с места преступления путём перелезания через забор...
Вошедший младлей застаёт нас почти приятелями.
— Степанов, ты за что парня задержал?
— За нарушение общественного порядка и мелкое хулиганство, — мстительно заявляет лейтенант. — Он за гражданкой Подосинкиной через забор подглядывал и оскорбления ей выкрикивал. А когда меня увидел, сбежать решил. Только от меня не уйдёшь! Я сначала подумал — украл чего. А потом сообразил — подглядывал!
— Ты за Подосинкиной подглядывал?! — капитан глядит на меня, словно я его предал. Мол "и ты, Брут!".
— Ни за кем я не подглядывал! — возмущаюсь, — Я бегом занимаюсь, к ГТО готовлюсь. А она зарядку делала, я ей "физкульт-привет" пожелал. У меня половина улицы свидетелей. Меня до этого Ульяна Дмитриевна видела, учительница моя. Как я мог бегать и подглядывать одновременно?
— А Подосинкина что говорит?
— Так я её не спрашивал, — утыкается глазами в пол лейтенант Степанов. — увидел, как этот убегает… и за ним следом!
— Рефлексы у тебя, Степанов, как у борзой собаки, — говорит капитан, — тебя на стадион пускать нельзя. Вдруг вдогонку за кем-нибудь кинешься.
Младлей густо краснеет от такого разноса, да ещё и в присутствии постороннего.
— И вообще, что ты в той стороне делал? Там не твой участок.
— Прогуляться решил перед работой.— он зло зыркает в мою сторону, словно это именно я выставил его в неприглядном свете перед начальством. — Воздухом подышать.
Так вот кто у нас, оказывается, поклонник питерской редакторши. Причём, похоже, тайный. А я встал на пути у высоких чувств. Проницательный капитан приходит к тем же выводам.
—У тебя, Степанов, теперь два варианта, — предлагает он, — либо ты идёшь к гражданке Подосинкиной и берёшь от неё заявление, как от потерпевшей, либо извиняешься перед гражданином Ветровым и отпускаешь его на все четыре стороны.
Опачки, а он меня, оказывается, знает. Хотя чему удивляться. Тут все и всех знают. Это только у меня с этим сложности.
Лейтенант сжимает челюсти и берёт под козырёк:
— Приношу свои извинения, ошибочка вышла. Можете быть свободны, гражданин Ветров.
— Никаких проблем, всё понимаю… служба… — примирительно говорю я, но лицо лейтенанта не смягчается. Он молча разворачивается на каблуках и уходит.
Кажется, я приобрёл недоброжелателя. Хорошо, если не ревнивого соперника. Был бы ещё повод для ревности.
Подосинкина, фамилия-то какая чудесная. Очень ей подходит.
— Его зовут, случайно, не Степан?
Капитан удивлённо вскидывает глаза, а потом заливается хохотом.
— "Постовой Степан Степанов был грозой для хулиганов..." — цитирует он, — Нет, его зовут Николай.
— Жаль.
— Действительно, — улыбается капитан, чьего имени я до сих пор не знаю. — Но он парень хороший. Горячий только по-молодости. Кстати, а почему ты не на стадионе бегал? — он резко меняет тему. — Почему по улице?
Сочинять очередную небылицу перед капитаном не хочется. Люди умные сразу видят, когда из них пытаются сделать дураков, и очень на это обижаются. Не хватало ещё, чтобы Берёзовская милиция на меня в полном составе ополчилась.
— Вот смотрите, — говорю я, — когда спорт загоняют на стадионы, он становится уделом избранных. Каждый может сказать: "пусть там спортсмены занимаются ногодрыжеством и рукомашеством, а я человек простой. Я после работы водочки выпью, на диване полежу. Я не спортсмен". А когда мимо тебя бежит твой сосед или, например, соседка. Когда у неё подтянутая фигура, здоровый цвет лица, ягодицы… эмм.… в общем, тебе становится стыдно за пивной живот и одышку.