— Дела-а-а-а, — Молчанов разглядывает журнал, словно надеясь «развидеть» всё происходящее.
— Вам фамилия «Орлович» не знакома? — спрашиваю.
— Нет, — хмурится Молчанов.
Видно, что задумался, ни к чему ему такое актёрство изображать.
— А вот я с ним знаком, — говорю, — это известный и уважаемый фотограф из Белоколодецка. И познакомил нас товарищ Игнатов из обкома.
— Владлен что ли⁈ — изумляется Молчанов, — когда он успел?
— Встретились случайно, когда я в область за аппаратурой ездил, — объясняю. — Вот он и порекомендовал к Орловичу обратиться за советом.
— Ты показывал Орловичу свои фото? — уточняет Молчанов.
— Нет, — мотаю головой, — точно, нет.
Первый секретарь хмурится. В таком изложении история выглядит максимально скверно. Именно он попросил у меня образцы моих работ. Затем он же передал их приятелю из обкома. Тот решил посоветоваться с Орловичем, а Орлович от своего имени отправил на конкурс.
Два партийных работника на пару с мэтром советского фотоискусства обокрали комсомольца. Пользуясь служебным положением… находясь в преступном сговоре…
С особым цинизмом.
Взгляд у Молчанова становится нехорошим. В каком-нибудь голливудском боевике, я не дал бы за жизнь главного героя в моём положении и ломаного цента. Там злобные корумпированные буржуйские чиновники и за меньшее в пластиковые пакеты упаковывают.
— Теперь вы понимаете, почему я лично к вам пришёл? — говорю.
— Посиди-ка, — просит Молчанов.
Он уходит в соседнюю комнату. Телефонный аппарат на журнальном столике начинает позвякивать, значит второй у Молчанова стоит в спальне. Хотя, может, у него там кабинет, ответственным работникам положено, между прочим.
Шумоизоляция хорошая и до меня доносится только: «Владик… Ветров… Орлович…» и ещё «етить вашу мать…». Меня подмывает подойти к аппарату и послушать, но я с честью выдерживаю соблазн.
Молчанов возвращается раздосадованный, очевидно, все его подозрения оправдались. Ещё в дверях он задаёт мне неожиданный вопрос.
— Алик, чего ты добиваешься?
Глава 2
— В каком смысле? — удивляюсь.
Своей фразой Молчанов ставит меня в тупик. Её смысл до меня доходит не сразу. Первый секретарь хочет понять, как далеко простирается моя жажда мести. Насколько я хочу крови коварного Орловича.
Не помню, была ли за плагиат в Советском Союзе уголовная статья, но скандал в любом случае получится серьёзный. Юношеский максимализм — он такой. Как вытащу на всеобщее обозрение грязное бельё, так потом не спрячешь.
И Молчанов, и его приятель из обкома, Игнатов, оба рискуют замазаться.
— Справедливости хочу, — отвечаю я, — на моём труде никто другой лавры себе зарабатывать не должен. Если снимок мой, то и фамилия под ним должна быть моя. Это — самое главное.
Молчанов выдыхает. Наверное, он ожидал худшего.
— Тебе в больницу надо, — переводит он тему, — я распоряжусь.
— Сергей Владимирович, некогда мне там валятся, — говорю, — не надо, я всё равно сбегу.
— Ну, как знаешь, — легко соглашается Молчанов, — до дома доберёшься?
— А что по этому поводу? — киваю на журнал.
— Ты должен понимать, что с кондачка такие вопросы не решаются, — напускает он строгость.
— А как решаются? — делаю наивные глаза, — конкурс пройдёт, Орлович грамоту получит… Что, отбирать потом будете?
— Иди домой, — морщится Молчанов, — и ни о чём не беспокойся. Ты правильно сделал, что ко мне пришёл сразу. Я всё решу и тебе сообщу, — он поднимает ладонь в ответ на мой невысказанный вопрос, — скоро сообщу. Отдыхай, тебе покой нужен.
Тоже мне, светило медицины, бормочу себе под нос, ковыляя вниз по лестнице. Покой мне прописывает. Не будет теперь в моей душе покоя, пока мне голову Орловича на жертвенном блюде не принесут.
Жаль, Лидкиным мечтам не суждено сбыться. В Москву её точно не позовут. Нет пока в Советском Союзе профессии фотомодели. Есть манекенщицы, которые по подиуму ходят. А фотографические «музы» проходят по категории натурщиц, которым «почасовку» могут оплатить, но при этом даже фамилию не спросят.
— Ну как там? — кидается она мне навстречу.
— Нормально прошло, — протягиваю ей похищенный с начальственного стола шоколадный батончик. — Держи.
— Что значит, «нормально»⁈
От нетерпения она готова меня трясти, и останавливает Лиходееву только моё плачевное физическое состояние.
— То и значит, — говорю, — ошибка у них вышла на конкурсе. Фотография моя, а фамилию автора они другую написали. Молчанов в Москву звонил, обещали разобраться. Теперь ждать надо. Только ты никому про журнал не рассказывай, пока они там не разберутся. Сергей Владимирович лично просил, а то не получится ничего.