В следующем году диспуты участились. На собеседовании о сущности причастия присутствовал сам архиерей Макарий. Головкин запальчивым тоном излагал православный догмат о таинстве пресуществления хлеба и вина в Тело и Кровь Христа. Павлов, не перебивая миссионера, терпеливо выслушивал его аргументы до конца, делая пометки в записной книжке. Объясняя свое отношение к причастию, он старался говорить кратко, подтверждая мнение ссылками на Священное Писание. Не умаляя божественного величия заповеди Христа о хлебопреломлении, ее значения для теснейшего соединения с Господом детей Божиих, он не соглашался с ее буквальным истолкованием. Интерес к диспутам возрастал, привлекая все больше мыслящих людей из всех сословий и вероисповеданий. Да и спорящие стороны получали обоюдную пользу. Жаркие богословские схватки побуждали собеседников глубже вникать в Закон Божий, изучать историю христианства, овладевать нелегким искусством ведения духовной полемики. Самую широкую огласку произвела беседа о крещении. Газета "Оренбургский край" рассказала о ней, как о значительном событии в общественной жизни города:
"Двадцатого ноября 1893 года в церкви духовной семинарии возобновились публичные собеседования епархиального миссионера г. Головкина с Оренбургскими сектантами. На этот раз по предварительному объявлению было назначено собеседование с молоканами и баптистами по вопросу о крещении. К назначенному часу в церковь собрались воспитанники семинарии со своим начальством и порядочное число посторонних слушателей. Пришли несколько человек и сектантов во главе с известным в Оренбурге В.Г. Павловым.
На предложение одному молоканину опровергнуть из Писания православное учение о крещении, сектант только твердил: "Вы уж лучше с Павловым поговорите, а мы послушаем". Несколько замечаний, высказанных другими молоканами, были очень неудачны и легко были опровергнуты миссионерами и баптистами. Какой-то сектант, судя по внешнему виду и по складу речи очень состоятельный и довольно интеллигентный купец, резонно напомнил молоканам, отрицающим водное крещение, пример Христа, крестившегося в Иордане. Наконец у одного молоканина невольно, вместе с просьбой к миссионеру беседовать с Павловым, вырвалось признание, что из присутствующих молокан никто не может опровергнуть учение о необходимости водного крещения. Обратились к Павлову. Надо отдать честь этому баптисту: говорит он складно, бойко, и что особенно замечательно, ведет спор весьма деликатно, с уважением к противнику. Беседа приняла оживленный характер.
Главные возражения Павлова, насколько мы могли уловить их в споре, сводились к следующему. Если бы водное крещение имело значение духовного возрождения, тогда люди бы по крещении радикально изменялись бы, в действительности же крещенные продолжают оказывать одинаковую склонность ко греху, как и не крещенные. Христос и апостолы требовали от крещаемых веры и научения в предметах веры. Младенцы сами, конечно, веровать не могут. Следовательно, крещение их противно заповеди Христа: "кто будет веровать и креститься спасен будет". На возражения баптиста миссионер отвечал с должным основанием и знанием православного учения. Единственно, что можно поставить в упрек г. Головкину, это недостаточно деликатное обращение с оппонентами. Беседа продолжалась с трех часов пополудни и до восьми вечера".
Замечание корреспондента о недостаточно тактичном поведении миссионера больно задело самолюбие Головкина. Встретившись с Павловым на очередном собеседовании, он обвинил Василия Гурьевича в том, что он, якобы, ищет рекламы и хвалится в газетах о благоговейном подходе к религиозным рассуждениям. Павлов опешил. До тех пор, пока один из приятелей не принес ему номер газеты, он даже не знал, на что намекает Головкин. Прочитав материал, Василий Гурьевич отметил, что статья написана объективно, без особого пристрастия к какой-либо стороне.
Однажды Головкин пришел на дом к Павлову с молоканским наставником Жоголевым. Инициатива беседы исходила от Оренбургских молокан. Если Головкин часто впадал в буквализм, то Жоголев, наоборот, все толковал духовно.
— Мы ломаем Слово Божие, — изъяснял суть хлебопреломления наставник.
— Разумно ли ломать Слово Божие? — заметил Василий Гурьевич. — Его надо передавать другим в целом виде.
Дом постепенно набивался молоканами и баптистами. Они все сидели тихо, не участвуя в беседе, но внимательно слушали суждения Павлова и Жоголева.
Повсеместные частые диспуты коснулись даже мусульманского населения. Татары останавливали Василия Гурьевича прямо на улице, иногда приглашали в свои жилища, почтительно выспрашивая о христианской вере. Одному молодому татарину, который готовился стать муллой, Павлов подарил книгу на турецком языке "Весы Истины", где доказывалась истинность христианства.
Растущая популярность Павлова как проповедника Евангелия у одних вызывала уважение, других же воспаляла завистью и негодованием. Местная полиция усилила слежку за деятельностью Павлова и его единомышленников. По соседству с квартирой Василия Гурьевича разместился сыщик. Человек, нанятый полицией для гнусной иудиной работы, совсем не пытался себя законспирировать. Он постоянно дежурил у подъезда, в упор рассматривая всех, кто встречался с Павловым. Василий Гурьевич решил устраивать молитвенные собрания в разных местах и в разное время.
Как-то служение со святой вечерей было назначено у брата Живульта на ветряной мельнице. Когда Василий Гурьевич отправился туда с женой на санях, на городской окраине их встретил младший сын Живульта.
— Полиция окружила наш дом! — выпалил подбежавший парень. — Ехать к нам небезопасно.
— Если пути нет, повернем восвояси, — сказал Павлов, трогая вожжами. — Передай отцу, что в следующее воскресенье собираемся у меня!
Полиция не только окружила дом Живульта, но и вторглась в него, обнаружив там несколько мирно сидевших верующих. Быстро переписав всех присутствующих, они взяли на заметку одного новообращенного казака, которого недавно крестил Аким Романтеев. Через год Акима предали суду и он отсидел два месяца в тюрьме.
К концу следующего воскресного богослужения и перед домом Павлова замелькали бравые молодцы в полицейских шинелях. В сопровождении околоточных, городовых и участкового пристава на баптистское собрание явился полицмейстер.
— Почему Вы не повинуетесь начальству? — обратился он к Павлову.
— Вот ознакомьтесь, господин полицмейстер, письменное изложение нашей веры, — Павлов протянул ему маленькую книжечку.
Полицмейстер долго крутил в руках брошюру, отыскивая фамилию автора и название издательства. Не найдя выходных данных, он начал всматриваться в текст. Отчеркнув ногтем большого пальца заинтересовавшую его строку, полицмейстер зачитал этот пункт вслух: "Мы повинуемся правительству, если только его повеления не ограничивают свободы нашей веры".
— Так-так, это же вызов государственным порядкам, — взмахнув рукой, заключил полицмейстер. — Вы подданные российского царя и должны исполнять законы Империи, какие бы они не были. Вы должны повиноваться властям безусловно во всем.
— Господин полицмейстер, а если бы мы находились под властью турецкого султана и он потребовал бы от нас, чтобы мы отреклись от Христа, как тогда нам поступить? — мягко спросил Павлов.
— Ну, по-видимому, нужно переменить место жительства, — неуверенно ответил полицмейстер и перестал Говорить о безусловном повиновении.
— Я хочу побывать на Вашем богослужений от начала до конца, — сказал он.— Вечером двадцать четвертого января я приду к Вам.
— Приходите, у нас двери для всех открыты, — согласился Павлов.
Полицмейстер на самом деле пожаловал через несколько дней, опять окруженный большой свитой помощников. Павлов стоял на проповеди.
— Иисус Христос наша сила и мудрость! — открыв Первое послание апостола Павла к Коринфянам, — говорил он. — Он хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины. Он недалеко от каждого из нас, ибо Им мы живем, движемся и существуем. Где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я среди вас — объявил Господь ученикам. Пусть Дух Святой научит детей Божиих поступать достойно своего звания и избрания, не огорчая Отца Небесного…