— Хотя бы сегодня, Наташа. Я… больше без тебя… не могу.
Его губы ее обжигают. Он как будто картину рисует, закрывая глаза: веки, скулы, ее плечи, ключицы.
Пусть вокруг них рушится мир, пусть государства падут, а вулканы — взорвутся, пусть боги захватят смертных, превращая в подданных и рабов, пусть половина вселенной исчезнет. Они все исправят. Потом. Не сейчас. Не сейчас, когда… всхлип… и тонкие руки обовьются вкруг шеи, и она падает навзничь, увлекая его за собой. Она стягивает с его плеч холодную куртку, тут же следом — рубаху.
Сверхновые взрываются прямо здесь, в этом тесном пространстве.
Она так красива. Она — только его.
Совершенна.
— Наташа, я…
— Не говори мне об этом. Или только сегодня.
— … люблю.
Я люблю тебя больше, чем ты можешь представить.
Я люблю тебя дольше, чем знаю, чем даже живу.
Я люблю тебя…
… просто. Я твой — без остатка.
Хотя бы сегодня, Наташа. Сейчас, в Рождество.
========== 15. Стив/Баки ==========
— Капитан Америка — наш герой! Да здравствует Капитан Америка! Это победа!
У Баки ссадины на лице. У Баки кровь запеклась в едва затянувшихся ранах, и через прорехи нательника можно разглядеть тонкие свежие шрамы, едва схватившиеся розовой коркой. Стиву больно даже просто смотреть.
Баки улыбается, светится. Баки счастлив.
— Ура Капитану Америка! Да здравствует наш герой! Ребята, ликуйте! Мы сделали это, но если б не он…
У Баки голос звенит, и Стивен слышит — тот им гордится. Буквально лучится восторгом. Великий герой — его лучший друг. Почти супермен. И где-то глубоко неприятно и коротко тронет тревога или даже только тень от нее. Ведь Баки, он же не?..
— Я все тот же Стивен. Может, только немного сильнее, — предупреждает тихонько. Он так хочет увидеть, разглядеть и понять.
— Считаешь, я мог бы тебя с кем-нибудь спутать? Все эти годы, Стиви… и мне не был нужен другой. Ты — это ты. Ты и твое огромное сердце, стремление спасти, вытащить из задницы сразу весь этот мир. Знаешь, а ведь он… я про мир… тебя недостоин. Но если ты выбираешь все это…
Чуть-чуть помолчит. Остановится нащупывая фляжку с водой на бедре. Будет долго пить, исподволь разглядывая лучшего… друга? Просто лучшего на все времена. Как будто когда-то было или могло случиться иначе.
— Но если я выбираю, то ты?.. — не выдержит Стив и даже притопнет, невольно следя, как льющаяся из фляжки вода пропитывает ткань, что тут же темнеет и липнет к груди.
— …то я встану рядом с тобой. Разве я мог бы выбрать что-то другое? Кого-то…
У Стива в лице неверие сменяет какая-то детская радость, восторг. У Стива так легко читать по лицу. Всегда было.
— Дурак. Мелкий, я же твой, ты забыл?
Это даже забавно сейчас, когда Стив стал выше и крепче, когда раздался в плечах и груди, но остался все тем же ранимым мальчишкой. И Баки… он все равно будет беречь его также, как в детстве. Потому что не может и не хочет иначе.
— Пусть ты и супергерой. Но сначала ты м о й
— Надерем всем им задницы, Джимми? — детское прозвище слетит с губ так легко, но Баки вздрогнет, чувствуя касание пальцев к ладони. Как будто где-то в груди предчувствие вдруг кольнуло иголкой.
Глупости. Все это нервы, не больше. Теперь они вырвут все до единой головы Гидры, а еще хвосты и любые другие отростки. Они положат конец этой безумной войне, а потом будут жить. Просто жить… так ведь можно?
— Джимми? Бак? Ты чего?
— Я? Да так… Развеем их в пыль, а потом закатим гулянку.
— Ну, теперь я тебя узнаю… вечеринка, девочки, танцы… Остаетесь собой, сержант Барнс.
Стив… нет, не сникнет, насупится просто, закинет автомат на плечо. И тут же покачнется, почти свалится в грязь от ловкой подножки.
— Уверен в том, что ты видишь? Или только думаешь, что знаешь все обо всех? Стиви, ты точно уверен? — он говорит загадками, но держит крепко и… близко. Губы шепчут в самое ухо, вызывая дрожь вдоль хребта по спине. Так, что каждая волосинка на коже поднимается дыбом. И мысли становятся вязкими, как болотная жижа. Медленными, неповоротливыми, как танк, застрявший в грязи.
— Я… я не знаю…
Не получается думать, и ноги отчего-то, как вата. Папье-маше, размокающее под дождем.
— Мы… сегодня позже… закончим… — Бакки качнется, отстраняясь будто даже с трудом. Торопливо закурит. Кажется или его пальцы как-то мелко трясутся?
Вокруг солдаты ликуют и кругом идет голова. Светопреставление. Хаос.
— Стив, если вдруг я… — Баки запнется и глянет снизу вверх отчего-то совершенно больными глазами.
— Что? Ты о чем?
— Нет, забудь. Это я так… нервы, усталость.
До крови закусит губу. Баки, все хорошо. Баки, ничего не случится. Баки, теперь вы вдвоем — до конца. Баки, ну что ты, придурок, удумал?
— Просто обещай, что мы останемся вместе, что эта проклятая война не сможет нас разделить.
— Обещаю, Баки, а если вдруг все же… Я всегда буду тебя находить. Слышишь? Всегда?
Из-за возрастающих криков и восторженных воплей они больше друг друга не слышат. Но Баки опускает руку, чтобы сжать его пальцы. Поделиться силой или унять непонятную, ноющую где-то в ребрах тревогу. Стив улыбается, чуть кивает.
Баки, все хорошо.
У нас все хорошо.
Было, есть и, конечно же, будет.
Я всегда. Я буду тебя всегда находить.
========== 16. Стив/Баки ==========
“Куда нам идти теперь, когда они ушли?” — Стив сверлит взглядом плакат на двери, но даже не чувствует неуместного желания расхохотаться. Смеяться надрывно и громко, держась руками за живот. Хохотать до истерики, слез. Выплеснуть это что-то, что узлом скрутилось где-то в груди, в животе и упрямо сидит там, и давит, с каждым днем разрастаясь. Однажды оно заполнит его целиком, разорвет, развеет по воздуху сотней миллиардов частичек. Развеет в пространстве пеплом и прахом.
… как Баки.
Люди. Совершенно чужие. Там, в комнате, шелестят своими брошюрами и памятками. Царапают пол ножками стульев, выставляя их в круг. Как в клубе анонимных алкоголиков. Ох, да лучше туда бы…
Группа психологической помощи для людей, потерявших родных. Для него. Для Капитана Америка. Боже. Баки бы смеялся до слез, а потом еще подкалывал и припоминал лет эдак с десяток. Это же Баки, ему не хватило бы меньше.
Руки снова трясутся так, что приходится придержать пальцами кисть. И тут же закрыть глаза, выдыхая. Его руки будто живут своей жизнью. Его руки, они еще там — на подступах к затерянной где-то в африканских горах, недостижимой Ваканде. Они еще там, на пыльной тропинке, шарят вслепую, пытаясь нащупать то, что осталось вместо н е г о. Вместо Баки. Глаза застилает какой-то туман, а в ушах еще отдается перезвоном растерянно-удивленное: “Стиви?” И все не удается понять: куда же вдруг делся? Может, в какой разлом провалился?
Стивен и сейчас… не справляется. Нет.
— Стив. Спасибо, что вы снова пришли. Ваш пример дает нам всем силы и надежду. Друзья, давайте присядем. Пора начинать.
Она как чертик из табакерки, эта девчушка, что тревожно похожа на Пегги, какой та была целых семьдесят… целую вечность назад. Он вспоминает вдруг Баки и его смешные попытки распушить перед ней хвост павлином. Отвлечь внимание на себя, чтобы никто никогда не мог, даже не пытался отнять. Стива у Баки и Баки у Стива. Как будто в том хотя бы раз возникала нужда. По крайне мере, когда дело касалось девчонок.
Ножки стульев скребут по полу точно гвоздь по стеклу. У него слезятся глаза и зачем-то ломит все до единого зубы. Стив кивает коротко, сухо и садится с самого краю. Он никакой не герой. Здесь он, как сотни тысяч других, миллионы, что в мгновение лишились друзей и родных. Мир опустел. Мир никогда не станет прежним и не вернется к началу. Даже если б они смогли все вернуть. Говорят, у пространства и времени есть фантомная память… Эта боль, опустошение, слезы — все это уже случилось. Все вписано кровью в память вселенной.