Душа за душу — говорили они?
Зачем им две — за одну, не равный обмен, невозможный.
Ты все решила за нас, а я не хотел, не просил. Чтобы ты спасала меня ценой своей жизни, которую даже не успела прожить.
А нам бы домик с тобой на берегу озера Тахо или где-нибудь в Альпах, где никогда не найдут. Как после всего в Будапеште, ты помнишь? Далеко же от него мы с тобой забрались.
Сил не осталось даже на то, чтобы подняться и вернуться назад.
Только мертвый Вормир. Только слезы, что выжигают глаза. Больно думать, что-то видеть. Больно попросту быть. Без нее.
“Ну же, Клинт, вперед, размазня. Поднимайся, солдат, ты им нужен”.
— Я люблю тебя. Не успел. Не сказал.
“Иногда слова не нужны”.
— Я не хочу. Ничего без тебя не хочу. Не смогу.
“Я никогда не оставлю тебя. Обещаю”.
========== 25. Стив/Баки ==========
— Хэй, мелкий, давай, выше нос. Тут неплохая выпивка, обещаю.
Стив только кивает, утыкаясь взглядом в полированный стол, затертый тысячей рук, жирных ладоней и мокрых пальцев, миллиардом прикосновений всех этих людей.
— Ладно тебе, снова кислый, как щи миссис Стоун. Выше нос, все ведь уже позади.
Все позади? Ты на самом деле уверен? Баки… ох… Баки, ведь это, наверное, сейчас всего-то лишь сон. Где бы я или ты ни оказались. Теперь. После всего.
— Выпьем за нас?
Они оба — в военной форме, и музыка играет, как в те проклятые годы, когда реальностью были не Камни бесконечности и безумный титан, а нацисты, война, та супер-сыворотка и желание любой ценой доказать, защитить, справиться с теми, кто спустил людей на один уровень даже не со скотом, не с предметами обихода и быта, еще бесправнее, ниже.
— Бак… я…
— Мелкий, тише ты. Зачем так трясешься, — накрывает руку ладонью, и сразу, как будто рефлекс, горячие слезы — из глаз, как фонтан. — Все, что есть там, пускай там остается. Мы с тобой — здесь. Ты. Я. Навсегда.
Патефон за стеной играет вальс, кажется, чуть заедает иголку. Стив слышит смех офицеров за столиком у окна и остроты солдат, что заигрывают с девчонками в длинных, целомудренных юбках. Пахнет рассыпным табаком, кислым пивом и килькой. Пахнет домом. И Бак улыбается так… Так, точно теперь все и всегда будет только в порядке.
— Сейчас мы здесь, вот только там…
— Там — это не здесь. А мы сами выбираем, где остаемся.
Баки на вкус — это солод и грецкий орех, а у самого над губой — пенка от пива. Его глаза — это средоточие бесконечной вселенной. Стив все еще слышит раскатистый смех Таноса там… где-то там, где-то не здесь. Он все еще слышит, но с каждым мигом все тише.
На танцплощадке кружатся пары. Кажется, Наташе платье этой эпохи очень к лицу. Немудрено, что Клинт от нее оторваться не может. Но Роджерс смотрит только на Баки и видит только его.
— Это камень Времени?
— Стиви, не будь дураком. Это всего лишь наш с тобой выбор, что был сделан почти столетие назад. С тех пор ни на йоту ничего не изменилось…
Ничего. Только ты снова умер, ну а потом… Вот только про это “потом” нет мочи вспомнить даже как-то пунктирно.
— … если, конечно, за это время ты встретил кого-то… Кого-то, к кому захотел бы вернуться и получить тот свой танец, о котором мечтал на войне.
— Точно. И дурак из нас двоих — это я? У нее давно муж и семья, своя жизнь. Не скажу, что меня это как-то тревожит. Просто девушка, с которой однажды был поцелуй, а ты готов записать ее в любовь всей моей жизни. Между тем, я мечтал совсем о другом. Бак, заканчивай нести эту пургу и давай просто выпьем.
— За новую жизнь?
— Только вместе.
Стаканы встречаются с легким звоном. Баки отпивает из своего и наклоняется, чтобы собрать алкогольные капли с губ Стива. Под добродушное улюлюканье с дальних столов.
Только вместе и только с тобой. Иного не надо. Ни одной из возможных реальностей. Нет.
Где бы ни было это “сейчас”. На другое они все равно не согласны.
========== 26. Тор/Локи ==========
Здесь хрустальные воды плещутся в горном ручье, и разноцветные пичуги заливаются в кронах, что ярче и зеленей, чем в лесах родного Асгарда. Здесь… это место так похоже на рай — Вальгаллу, которой он не увидит. Не Локи. Не Бог хитрости и обмана. Не он.
Здесь на другом берегу — человек. Или кто-то очень похожий. Пьет что-то из стеклянной бутылки [опять алкоголь?] и плещет в лицо ледяною водою. Гладко выбрит и, да здравствует Один, остриг свои патлы, дел куда-то непомерный живот.
На берегу ручья в каких-то лохмотьях. Босой. И это асгардский Бог грома? Знаменитый Тор-громовержец? В запущенных лесах каких-то местных племен.
Локи ступает осторожно на скользкие камни и тут же входит в поток, что должен бы с ног смести моментально. Любого смертного, но никак не его.
— Народу нужен их царь, а что сделал сын Одина? Пустился в странствия, точно Будда?
Бутыль бьется о камни, и осколки ранят руки, лицо. Тор поднимается медленно, с трудом держа равновесие.
— Локи?.. — не слышно, как будто они вернулись назад, на их захваченный Таносом и Черным Орденом обреченный корабль, и колдун опять сдавил его шею, не позволяя дышать.
Локи по волнам идет, как мессия, и в глазах его разгорается хитрый огонь.
Это Локи. Это брат. Бог лукавства. Это Локи, что умирал столько раз.
— Отдать Валькирии остатки асгардцев? Брат, ты верно повредился умом. Впрочем, о чем это я… Ни для кого ведь не тайна…
— Локи… — кровь из порезов льется на камни и в воду. Конечно, от этого кругом идет голова, и в ногах невозможная слабость.
— Народу нужен их царь!
— Царь — это ты. Прирожденный, а я… совсем ни на что не гожусь.
— Ты — наследник!
Голос Локи гремит, разносясь в горах далеко, отскакивает эхом от скал и рассыпается по ущельям.
— Я держал тебя на руках, я сам закрывал твои веки.
— А потом стал одним из тех, кто по реке времени вернулся назад, чтобы первыми собрать те разноцветные безделушки и отменить все, что случилось. Поправить то, с чем вы, герои, так налажали в тот первый раз.
— Но ведь ты…
— Был в Нью-Йорке, когда Старка сшиб Халк. Во время прыжка. Он не рассказывал что ли? А-а-а-а-а, и правда… когда б он… Ну, я получил Тессеракт и убрался с ним подобру-поздорову, вернулся в Асгард. Там матушка… я так понимаю, ты имел с ней беседу? Если короче, я не горел желанием насовсем умирать от рук какого-то больного титана… Есть много способов остаться в живых.
Он перед ним. Горный ветер доносит запахи меда и дыма, пряных ягод с кислинкой и целой кучи цветов. Ветер треплет его черные кудри, а воды ручья чуть замочили полы плаща.
— Ты живой…
— Я обещал, что солнце вновь воссияет над нами.
Ты обещал, а я между тем не исправил совсем ничего. Я — Тор, сын Одина, Бог из Асгарда…
— Ты не спешил объявиться, — по венам его струится огонь, и счастье, то самое, которого точно знает, что недостоин, радостной птицей бьется в груди. Вот только горечь оседает на языке и губах, как привкус мертвой земли, как остывающий пепел.
— Ты хотел пожить для себя. Я не мешал.
Наблюдал только издали все эти годы. Следовал тенью, смотрел и дышал. Ночью порой садился подле кровати и, усилив чарами сон утомленного брата, иногда себе позволял… коснуться золотистой пряди ладонью, тронуть ледяными губами висок.
Локи в том никогда не признается Тору. Но Тор однажды поймет, что все его сны, в которых брат накрывал его тело горячим собою… было ли что-то из них одним только сном?
— У нас много дел. Если ты не решил остаться бродягой, конечно. Нам нужно отвоевать наш разрушенный дом.
— Брат, я прошу, помолчи…
Его губы прохладные и отдают виноградом. Он ухмыльнется, когда Тор дернет завязки плаща, и тот упадет им под ноги. Зароется в волосы шумно лицом, вдохнет его запах.
— Как же я скучал по тебе, как скорбел.
Локи молчит, но все-все-все позволяет. И стоны срываются с губ, и к брату, вперед подается сильней.