“Кажется, у тебя намечалось свидание?” — лишь раз той ночью на самом деле — под утро спросил его, обмирая от страха, в котором не мог признаться даже себе. Потому что Стив мог бы выбрать… Стив мог бы развернуться и просто уйти. Туда — к красивой и стильной. Идеальной девушке, что уж. Построить с ней дом, посадить на заднем дворе раскидистый дуб, родить с ней белокурую дочку или ясноглазого сына…
“Кажется, ты полный дурак. А строил-то из себя такого всезнайку”, — смех рвался из груди у него, но на выходе получалось просяще и жалко. Как будто он — все еще тот мелкий невзрачный пацан, с которым зачем-то до сих пор возится Баки-красавец. Как гадкий утенок и лебедь. Как роза и репейник-сорняк. Как яблоко наливное и кислые ранетки из парка.
“Значит, не Пегги?” — близко-близко. А губы горят.
“Не Пегги. Ни разу”.
— Тогда ты впервые меня целовал.
— Знал бы ты, мелкий, как я боялся.
— У тебя губы были, как лед…
— А мне казалось, сгораю в пожаре. Вообще, был уверен, что ты уйдешь. Выберешь дом, детишек и счастье.
— Говорю же… дурак-дураком…
И целует опять, как тогда, в День Победы. Когда они победили врагов и похоронили все свои глупые предрассудки и страхи.
“Когда у меня не было ничего, у меня был лишь он”.
“Я буду с тобой до конца”.
Обещания дают для того, чтобы их выполнять.
Закат… он очень красивый именно в мае.
— А помнишь, поезд, метель и Сибирь?
— Не это. Помню пузырьки на губах, и как твои ресницы меня щекотали.
С тех пор почти столетие прошло, а он до сих пор ни о чем не жалеет. Вот только много думает… до сих пор…
— А если б нам машину времени, все вернуть, ты тогда бы?..
— … я сделал бы все в точности так же. Остался с тобой.
========== 30. Старкцест, Старкер ==========
Комментарий к 30. Старкцест, Старкер
Стайлз и Стюарт — сыновья-близнецы Тони Старка, один из них исчезает во время щелчка. События начинаются через пять лет после этого.
https://sun9-19.userapi.com/c855524/v855524147/3db9e/xYvOHWMANss.jpg
Все стало бессмысленным за эти пять лет. Надежда, что тогда, сразу после щелчка, пришла, сменяя пустоту и отчаяние, в ответ на заверения отца: “Мы справимся Стайлз, я тебе обещаю. Мы вернем. Вернем их обоих. Любой ценой. Я обещаю, сынок…”
Пять лет. Пять лет бесплодных попыток забыть, вырвать из груди и пытаться хоть что-то начать. Как это было б возможным, если смех Стюарта и озорная улыбка… они всегда здесь. Стайлз закрывает глаза, и всё возвращается сразу волной. Накрывает, и ты захлебываешься, давишься болью, слезами и кровью, что струится из закушенных губ.
Стюарт — он здесь… постоянно. Ворошит его волосы по своей дебильной привычке, хохочет, все время поправляя съезжающие на кончик носа очки. Грызет большой ноготь на пальце. Строит глазки напропалую официанткам, бариста, таксистам. Хочет нравиться всем и всегда. Он такой… такой солнечный мальчик, как лучик, как капли утренней росы на листве, как свежесть после дождя, как вкус поцелуя… Поцелуя, что всегда отдавал его любимым латте и нутеллой. Стю каждый раз выдыхал в поцелуй изумленно и раскрывал послушно свои мягкие губы, вцеплялся пальцами в плечи брата так сильно порой, что после Стайлз находил на них желтоватые метки…
Все стало бессмысленным. Стюарт никогда не вернется, вот только эта дыра все эти пять лет продолжает кровоточить в груди. С того самого дня, когда из Стайлза вынули сердце, развеяв брата в прах у него на глазах. Стю ресницами непонимающе хлопал и только успел просипеть: “Что-то мне… Стайлз?..”
Все стало бессмысленным, а у Стайлза не получилось забыться. Ни в академии ФБР, которую бросил сразу после первого курса, ни в образе наемника Митча, методично уничтожающего террористов на Ближнем Востоке.
“Это вы. Это вы должны были сдохнуть, не он”.
Единственный оставшийся наследник великого Тони Старка слетал с катушек день ото дня. Газеты писали про ночные гонки и разбитые тачки, про угон вертолета, про одиночный поход куда-то в Тибет. После… привыкли, наверное. Смирились. Люди как-то пытались жить дальше, латая бреши в своих душах, стараясь не думать, с чего это все началось.
У кого-то даже начало получаться.
*
— Прекрасно, ты дома в кои-то веки. Не дергайся, поговорим. Дело в том… Стайлз, мы нащупали что-то. Шанс вернуться в прошлое, собрать камни и все отменить. Вернуть назад Стюарта, Пита и всех, кого развеял щелчок… Триллионы.
Питер, конечно… У Стайлза дергается веко. Опрокидывает в рот свой черный кофе, обжигая язык.
Конечно же Питер. Питер Паркер — он же, как оказалось, легендарный Паук. Любимец отца, воспитанник, можно сказать, третий ребенок… Их со Стю одноклассник, а для отца — помощник, практикант, протеже… Мальчишка, которым Стю восхищался, постоянно заглядывал в рот и таскал за собой на все тусовки и встречи, на семейных ужинах тот был — первый гость, друг семьи. Что уж, даже его фото и сейчас стоит у отца где-то на полке. Тони и Питер. Тони и близнецы.
Охуенно.
— Так и будешь молчать? Стайлз, я понимаю. Моя вина, не предотвратил, не уберег. Но я пытаюсь исправить… Мы все… Скотт… муравей. Не важно, он просто вернулся из пространства, где время течет по-другому. И это — лазейка, про которую Танос просто не знал, а потому не учел. На завтра запланирован скачок в прошлое. В разные временные потоки. Если все получится…
— Просто сотрешь эти пять лет? Переиграешь? Как гребаный Эмметт Браун и Марти Макфлай?
— Это так не работает. Если все выгорит, получится, будто все они после щелчка провалились вперед на пять лет. Мир останется таким, как сейчас. Только в нем станет чуть больше народу, как прежде. Стюарт, Питер… все они вернутся домой.
Конечно же, Паркер…
— Я понял. Удачи…
— Что… и только?
— Пап… это какая попытка? Вообще-то я не считал. И не хотел бы думать, за кого ты так бьешься — за сына, который пропал, потому что вы, мстители, лоханулись, играя в поддавки со вселенной, или за чужого для тебя пацана? Или… не такого уж и чужого?..
Тони медленно снимет очки. Кажется, черные стекла хрустнут в ладони. А Стайлз вдруг поймет… разглядит, что Тони почти что седой. В груди коротко, но так остро кольнет. Как будто тонкой иголкой насквозь. Как будто выдирая из тела все до единого нервы.
— Папа… Тони, прости, меня занесло. Как бы там ни было с Питером, не мое это дело.
— Ты прав, не твое. Но Питер — сущий пацан, ровесник Стюарта, твой… Он был и моей ответственностью, как и вы двое. И он среди тех, кого я… не сберег. Он у меня на руках растворялся… ты же не знаешь. Мы никогда…
Голос великого Старка дрогнет, почти что сорвется. Сдавит пальцами переносицу.
Не обсуждали, все верно. Ни единого раза, и Стайлз так никогда и не узнал, что же случилось у них на Титане, почему Танос смог — против лучших героев вселенной.
— Ладно. Обсудим это, когда мы вернемся. Никаких завтра дел в Дубае? Варшаве? Стамбуле?
— Нет.
— Хорошо. Увидимся, сын.
*
— Это Стайлз? Это мой мальчик? Знаешь, Кэп, он был болтливей даже, чем Стю. И такой… зажигалка и батарейка одновременно. А теперь все время молчит или дерзит. Холодный, как айсберг. За террористами гоняется по всему миру… Служба охраны уже поседела, но не вмешивается, он же мне не простит. Это все моя вина, понимаешь?
Завтра им предстоит вернуться во времена битвы в Нью-Йорке, и надо бы отдохнуть, да вот сна — ни в глазу. Наверное, адреналин уже впрыснулся в вены.
— По крайней мере, он есть у тебя. Ты не один.
“А у меня оставался лишь Баки”, — Кэп глотает, не морщась, горький скотч, будто это вода, и тут же наливает добавку.
— Мы справимся, Тони. Вернем всех назад. Вот увидишь, и Стайлз отойдет, когда обнимет брата и друга, ты и сам перестанешь хандрить, корить, что не уберег пацанят.