- Татарочка знатная, - Людочка облизнулся даже, - я ей предложил, так, по-дружески, говорит, нельзя им с кем попало, надо чистоту рода беречь. Целку строит, а наверняка у себя в Казани чпохается с каждым вторым.
- А ты первый! - не выдержал Сторис, - вот и гордись этим! Что ты себя на дурочек размениваешь.
Они неохотно двинулись, бросая друг другу пошловатые фразы. Елдаков взобрался на сцену, даже начал что-то читать, да только никто его не слушал. Бессмертный говорил, что в фойе их ждёт кофе брейк, может, так оно и было, но слишком голодным был сам этот мир, Сторис понимал, что одна чашка кофе не убережёт от истощения, лишь наполнит показной не всамделишной бодростью, да сердце потом будет бухать, забившись в гортань.
- Ты же детдомовец, - тёмные, почти чёрные глаза спутника из вновьприбывших, курчавые жёсткие волосы, щетина, перепутанная с бакенбардами, кривоватый, много раз ломаный нос, они двигались парами, как в первом классе, он пытался говорить, вспоминая сухие, односложные биографии участников.
- Аги Рашидович Пушкин в девяносто девятом маленький такой соплячок был, спрашивают, как фамилия, говорю Пушкин. Переспросили, я повторил. Так и записали, ничего придумывать не стали.
- А что ты подавал? ААА! Бродяжьи сказки, - вспомнил Сторис, - ты же и здесь их пишешь?
- Сегодня сюда приду, завтра - отсюда. Что вижу, то пою! А людям нравится! - Аги Рашидович облизнулся даже, будто на губах у него сейчас висели, готовые отвалиться рифмы, - я сегодня вечером на речетативе буду на разогреве стихи читать. Приходите слушать!
- А я Виктор Пушкин и мама говорит, что корни у меня от тех самых Пушкиных, - он многозначительно окинул взглядом литгузюков, приосанился, затем легонько двумя пальцами ухватил пластиковый стаканчик с кофе. - На Аги Рашидовича даже не посмотрел.
- Ничё, когда отмечать приезд будем, все сроднимся, - пообещал Сухарь, - ещё первым брататься полезешь.
- За что я тебя люблю, Ромка, это за то, что ты можешь отмечать встречу за три минуты до расставания, - Самолётов похлопал Сухаря по спине, - держи фляжку, глотни, заслужил.
- Гляди, что покажу, - его подтолкнули в спину, благо в руках не было стаканчика с кофе. Сторис улыбнулся Кульковой, её можно было шутя толкнуть в ответ, но сдвинуть с места гору, наверное, было легче.
- Мамулечка, мамулечка, ты моя красотулечка. Сегодня мне малая сообщение прислала, - Василинка просто ткнула его носом в телефон, где на картиночке разевала беззубый рот черноглазая кроха.
- Смотри-ка уже и в рифму, - выстудил из себя Сторис, - скоро и матушку обгонит.
- Ну уж, - поморщилась самолюбивая Кулькова, - это же просто детский лепет. Я тоже в её возрасте такое сочиняла и ещё лучше даже.
- Сокос! Классный сок! - подошёл к ним Кульбако, - Пробовали? Из деревенких яблочек!
- Ты его, случайно, не рекламируешь? - ядовито бросил Каракоз, - может, у тебя и про колбасу есть стихи, и про соль, и про сахар?
- К Людочке обратись, - Кулькова обнажила здоровые крупные зубы, - он у нас по яблочкам специалист.
- Аскарбинка моя! - мастился Людочка, позабыв уже, что пять минут назад мечтал о другой.
Сашка Аскарбина, узкий длинный нос, нервное, какое-то суетливое лицо, жёлтые круглые глаза действительно напоминали витаминки из детства. Лапша на ушах - это серьги для масс, подумалось ему, а Людочка шелестел лёгкими словечками, густел, наполнялся тёплым кофейным цветом его взгляд. А за колонной со стаканчиком сока пряталась Голишина, Рахит-Рашид Бекбулатович, вчерашний герой, что-то быстро-быстро проговаривал ей на ушко. А вчера казался таким скромняшкой, подумалось ему, желание найти Юльку бросало его от одного к другому, он оставлял фразы, которых не было жалко.
- Парни-то тут айфонистые, - поёжился Елдаков, даже часы, выигранные на Рифмах века, не согревали, - вот как местных баб приглашать? Ещё подумают, что мы нищеброды какие.
- А что Алтуфьева подумает! - подкалывал его Шустов, - Она, принцесса, ждёт не дождётся в своих покоях, а прынц на местную фауну заглядывается, газельку присматривает!
- Лавандос, - подал голос Гришка Гудалов, неприметный, помятый, какой-то опустошённый, - самый шик у нас был бросаться деньгами направо и налево. Смятые, небрежно кинутые бумажки.
- Кому лавандос, а кому и шикардос, - Елдаков и сам был готов прямо сейчас выйти на бульвар и сорить деньгами, да только их у него не было, - ты знаешь телефоны дешёвых девок?
Гудалов кивнул.
- Мы готовы к любви, - расхохотался Шустов, расплескав во все стороны горячий горький кофеёк, - наш Летов уж точно. Глядите, на кого попал его солнечный зайчик незрячего глаза!
Он угадал её по лёгкому колебанию воздуха, по каштановому колечку, выбивавшемуся из-под платка. Юлька и потом сильнее, твёрже, уверенней "Юлька", - Ю... Она обернулась, в упавших оттаявших лучах прятались серо-синие глаза, но взгляд обходил Сториса, цеплялся за колонны, искал, откуда пришло солнце, и не находил. Я скажу ей, что мне нравятся её глаза.
- Тебя не было вчера, - он не придумал фразы умнее, а сказать ей что-то хотелось, - в тринадцатом номере.
- Мы были в четырнадцатом, - небрежные слова не держались в нём, падали под ноги, он не хотел помнить её по случайным словам.
- По складкам твоих губ я распознаю время, - улыбнулся он, - ты в Любас? Пошли вместе.
- По-моему, по губам вообще ничего нельзя угадать. Они такие же, как в средние века. - Юлька не отказывалась идти с ним, не искала Кулькову или ещё кого, но звуки её были до обидного нейтральны, она не поднимала на него глаз, не вспоминала прошлую встречу.
- Они хранят в себе эту память, - Сторис ощущал её сухие, готовые искривиться в гримасу губы, город глушил его, не давал услышать ответы, - в ушах шумит - это сны вовремя из меня не вышли.