Выбрать главу

   - Признание прошедшего времени слишком дорого даётся, - Самолётов огляделся, поотстал от всех, замер. Он видит эти обломки, подумалось Сторису, как торчат из земли обклеенные голыми девками стены, как бомжи кидают фанеру в костёр. Частный сектор в эту зиму замер: всех уже выселили, а сносить ничего не начали, потому бомжи стали заселяться в эти дома, а фанерный городок пустили на растопку. Он прошёлся по засыпанным снегом улицам, поднял воротник лёгкой куртяпки. Блин, холодно уходить в прошлое без предупреждения. Они ещё постояли с Самолётовым над любимым парком Гудалова, но потом жизнерадостное бибиканье вернуло их к остальным литгузюкам. Надо было идти дальше.

   - Лысый холм. Вообще-то он зовётся холм имени Ленина, но в народе, - грустно улыбнулся Гудалов, обнажив лобастую голову, - мы его зовём лысеньким. Самая высокая точка города. В девяностые годы там деревья повырубали, с тех пор там и не растёт ничего.

   - Выступить надо против лесорубов. Повырывать у них все висюльки, - предложил Харлампий, - здесь вырубили, там зарубили. Давайте соберёмся, выскажем свои претензии.

   - У нас тихий город, - осторожно предупредил Гудалов, - тебя могут неправильно понять.

   - Плевать мне, как меня понимают, - отмахнулся Шустов, - сколько я таких городков видел, все ноют, а нет бы собраться на центральной площади, вот хотя бы как мы сейчас.

   - Будто в твоём родном городе уже конвент, - расхохотался Каракоз, обращаясь к торопливым, прячущим лица за шарфы прохожим, - эй, жители славного города Гориславль! Революция грядёт!

   - Где я есть, там и мой дом, - Шустов вытащил ножик, посмотрел на него, потом бросил усталый раздражённый взгляд на Мишку. - так что если хочешь революцию, мы её тебе устроим.

   - Город Называй, здесь в области, завтра принимает первую партию нас, молодых и талантливых писателей, - своевременно сообщил Стуков, скользнув взглядом по лезвию, - если ты его не убьёшь, то можешь поехать. Станет у тебя одним домом больше, может, и камрадов новых наберёшь. Ответственный - Вадим Григорьевич Чеченко, если хочешь, замолвлю словечко.

   - А сам-то поедешь?

   - У меня обсуждение. Да и наездился я по мелким городкам. Водка там плохая, самогон варить разучились.

   Бесплотная смоковница встретила их, спускавшихся с холма. Не падайте вниз! В небо за гнездо. По скользкому одинокому тополю с отчаянным клёкотом поднимался ветер.

   - Вот тополя я бы все повырубал, от них нет проку, - махнул в сторону дерева Каракоз.

   - Мне нравятся тополя, - произнёс он, но слова походили на надпись, сделанную к его новой истории.

   - Здесь ещё года четыре назад столько подтопольников росло, - Гудалов, задумчивый и воспоминающий, сам чем-то был похож на несобранный сморщенный гриб, - был у нас умелец Сашка Качер, такую дурь из них делал, закачаешься, торкало не по-детски.

   - Ну если вашу компашку уже от подтопольников торкает, то скоро легко вас можно будет взять, - задумчиво произнёс Самолётов, - за дешёвую таблеточку, за дрянь, за мусор...

   Будто кто-то нажал кнопку камеры, и Сторис очнулся. Крупным планом он вламывался в зрительный зал, словно опаздывая к началу фильма. Одна рука в перчатке другая с обручальным кольцом - голая.

   - Чё, модный что ли, - кивнул ему Бабин.

   - Да теряют все по одной перчатке, - отмахнулся Сторис, пальцы в перчатке дрожали, казалось, припухлые косточки на пальцах похрустывали, - мне их жалко, я их собираю.

   - Пальчатки! Пальчатки! - Жизнерадостный прыгал вокруг, обнюхивал пыльный воздух, слюна, бывшая прежде словом, таяла на щеках.

   - Надо сфоткаться, - похлопал в ладоши Людочка, - где тут фотоателье. Где старый дядька с допотопной камерой, прячущийся под грязный платок. Где родненькие увеличитель, закрепитель, проявитель? У меня традиция фоткаться на документы в каждом городе, где побывал.

   - Да рядом с Любасом, - Гришка Гудалов неопределённо махнул рукой, - я на обратном пути покажу.

   - Да он фотки всем девкам дарит, чтоб они потом с ума сходили! - хохотал Харлампий, - Но это страшный секрет.

   - А ты ещё громче орать не можешь? - раздражённо пробубнил Людочка, однако его девицам было всё равно: кто-то делал селфи на фоне раскинувшегося внизу города, кто-то обсуждал запланированные семинары, делясь предположениями, кому в этом году достанется стипендия, кто-то просто шагал вместе со всеми, надеясь, что на них обратят внимание.

   - Долой все секреты, - протянул Людочке коньяк Бессмертный, - начинаем неделю признаний.

   Хотелось взять Юльку под руку и болтать с ней о всякой ерунде. Но Бормотина болтала с Кульковой вроде как о возможностях в Москве, его откровения сейчас вряд ли ей были интересны.

   - Раньше я ходил по помойкам, - рассказывал Жи, - набирал старых книг что-то себе оставлял, что-то сплавлял в антикварный.

   - А сейчас не ходишь?

   - Да выбрасывают всякую гадость, - скрипучее жестяное слово донимало его, теребило, выбрасывало в разговорную помойку, - совсем обнаглели. Да и впереди меня всегда бичи проходят и сметают даже старые газеты.

   - Здесь есть одна помоечка возле старых домов, - Гришка Гудалов рассказывал увлечённо, чаще других прихлёбывая коньяк, - если хотите, свожу туда, там часто старые издания найти можно.

   У одной из тёмных дыр подъезда он вдруг остановился, а все, не заметив этого, по инерции двинулись дальше.

   - Подождите, - голос его смялся, он старался казаться небрежным, - я сейчас, вы здесь подождите.

   - У Гудалова больная бабушка, - объяснил Самолётов, в ответ на десяток удивлённых взглядов, - предки ему наказывают следить за ней, ухаживать, а он с нами тусуется.