- Я спала, и мне приснилось, - таинственно улыбнулась и сделала паузу с придыханием Кулькова.
- Кокос в клетке, - догадался Лейзгек, его ноздри расширились, глаза закатились, пальцы постукивали по стене, время потерялось, оторвавшись как тромб в головном мозгу.
- Не к добру, - бубнили доморощенные знатоки, талантливые приметчики, толкователи снов, - арестуют тебя за употребление наркоты.
- Не к бобру, не к бобру, - бубнил Андрейчук, недовольный, что всё внимание его друг перетянул на себя.
- Ты у нас кокосовый мальчик, - подбадривал его Коля Стуков, похлапывая приятеля по плечу, - так что не обижайся, это ничего, что сон припомнить не можешь. У меня такая херь тоже часто бывает, ускользает светлый миг, превращаясь тупо в грязный рассвет, и на работу подниматься надо. Но на камрадов за такое не обижаются.
Елдаков кадрил Алтуфьеву, обнимал её, шептал, легонько прикусывая шёлковое ушко.
- Ты кого видела во сне? Птичку?
- Аа, - неопределённо бормотала Шурочка.
- Кыску? - не сдавался парень, - я тебе разгадаю любой сон, я куда сильнее этого охламона Мишки!
- А какой мне интерес всё тебе рассказывать? - зевнула Алтуфьева, - меня от тебя, может, тоже в сон клонит.
- У меня план есть... Ездить по крупным городам... Только одному - это не то. Я думаю, ты мне подходишь.
Сторис задрожал, маятник прошедшего времени обрушился на него, качнулось воспоминание из голодного детства, когда родители, которым не выплачивали зарплату, отправили его отъедаться в деревню. Так там дюжий малец, постоянно слуюшающий тиканье своих наручных часов, уверял, что скоро его посадят на комбайн. Дивчина голубыми глазами мечтательно оглядывала мир, тяжёлая коса не давала опустить голову, осоловелые глаза парня постоянно бегали, не в силах удержаться в этой синеве. Так значит, вот она - любовь? Сторис глядел на них, а на экране мелькали чужие сны, бесполезные, полузабытые, которым их владельцы придавали серьёзное значение. Я вообще забываю, что снится, Лейзгек, можешь помочь?
Он воспоминал, а герой на экране жил каким-то своим бредом, пережимал, был таким морализатором, каких и в природе не встретишь. Неужели обо мне осталось такое? Не хотелось слышать его отвлечённые, ничего не дающие сюжету фразы. "Уж лучше бы молчал", - подумалось ему, но Сторис говорил, повторяясь, путаясь, пропадая с экрана, чтоб вновь появиться с теми же словами.
- Было такое, чтобы поэты писали в соавторстве? Не припомню. А мы напишем! - убеждал скорее самого себя Елдаков, - и вдвоём нобелевку получим!
- У тебя и план есть? - ехидно сощурилась Алтуфьева, - а что если кто-то из нас своего не допишет?
- Мы умрём в один день! - обещал Елдаков, - мы ни минуты друг без друга не сможем! Часы готов поставить!
- А ведь ты меня старше на год! И значит, проживёшь дольше, - проговорила рассудительная Алтуфьева, - Я не согласна.
Был среди них ещё один Пушкин, Феофилакт Давыдович, только узнать о нём что-нибудь вообще было невозможно. Поддельный он или из настоящего пушкинского рода не знал даже Коля Бессмертный. Ходил он в лаптях, шароварах и длинной рубахе навыпуск, жил в одноместном угловом номере и постоянно бормотал что-то непонятное.
- Вы думаете, Пушкина убили на дуэли? Как бы ни так! Ушёл в последний момент он из-под дула врага, спасся чудесным образом, он и теперь ходит по миру, ищет раскаяния за былые грехи.
- Да столько не живут! - отвечал ему Стуков, как на наискучнейший вопрос, а сколько лет вы пишете.
- Вы думаете? - он поглядел почему-то на Сториса и уткнулся снова в свою многозначительность.
- Он тоже вроде корешок Боцмана, - объяснил Бессмертный, - то ли дядя его, то ли брат вместе с ним эти семинары задумывали.
- Чую, все мы в итоге будем Пушкины, - эту единственную фразу Сторис сказал на самом деле. Да и само Александр Сторис Пушкин красиво звучит.
- Ку-ку, - ткнула его в грудь Кулькова.
- У кого ку-ку? - встрепенулся Стуков.
- У тебя ку-ку, - Василинка уже приняла коньячку, в глазах её тешились дьявольские огоньки.
- Ку-ку! Ку-ку! - Долбик открывал двери шкафа, заглядывал туда, но все ещё недостаточно напились, чтобы прятаться и в нужный момент пугать остальных своим появлением.
- Надо про родной язык роман писать и про родную литературу, - посоветовал Сторис Бессмертному, - были же такие предметы в школе, у меня ещё дневник сохранился, где они перечислены, а кто сейчас их вспомнит?
- Они тут и так давно перешли на свои языки, - осоловело буркнул Стуков, - за всеми не угонишься.
- Мой не хотел отпускать, - жаловалась Аскарбина, - говорит, знаю, жопой опять крутить будешь!
- Ревнив, значит, повар, - уверенно проговорила Кулькова, - повезло тебе.
- Да если бы! - казалось, бледно-рыжая прядь Сашки звенела, - Как и Кули-гули бульмени наяривает! Да ещё претензии, не готовлю. Я чё кухарка? И не нанималась ему, как я говорю своим ученикам, если хотите мои дополнительные услуги репетитора, то пятьсот рублей в час.
- У вас с мужем товарно-денежные отношения? - удивлялся Сторис, цепляясь за однообразную музыку грязной посуды, - И сколько за час?
- Давай не будем здесь о нём, - она будто бы забыла, что сама подняла тему мужей в русской литературе, - обидно, не помню, что снилось, и была ли толком ночь, кажется, что мы разошлись, и утро уже наступило.
- Можно просто попросить погадать, - предложила Кулькова, - Лейзгек добрый, цёмни его в щёчку, он тебе не откажет!