Холодный непроваренный рис застрял между зубов. "И блины будут холодные", -подумалось ему, но блина никто ему не дал. Даже посмотрели неодобрительно, шарахается мол, бомж, клянчит еду. Ему стало жаль усопшего, неужели его окружали такие жадные люди? Хоронилось несколько веточек вербы, уже серых, безжизненных, возможно, их положит в гроб сухонькая, ломкая девочка, чем-то напоминающая ленинградку Таню.
- Десятый час, десятый час, а деда спит, не слышит нас, - держала хрупкие барашки в руках она, - деда, встань, подымись, уже утречко!
- Господь к себе призвал, значит, без него обойтись не может, - успокоил девочку Сторис, показал на небо, - он там, оттуда будет следить за тобой, чтобы ты хорошо училась.
Я не говорил этого, - был готов крикнуть он, - это придумали создатели фильма, а может, и сам Джейсон, чёрт его побери, Вилл постарался.
Надо было обогнать смерть. Полина ждёт его. Добрался до вокзала, раза два или три переспрашивая замысловатый маршрут.
- Как ты думаешь, какую обворожить? - встретился ему неузнаваемый Харлампий в старом картузе и выцветшем пальто.
- Вон ту, с краю, - равнодушно бросил он. Сейчас надо отдышаться и взять билет домой.
- Думаешь? - недоверчиво оглядел его выбор Шустов, - мне кажется, та, что только подошла. Она отдохнувшая, свеженькая, пассажиры её не замучили.
- Ну, пробуй, - Сторис привалился к колонне, закрыл глаза.
- Милостивая государыня, я к мамке еду, а все деньги потерял! Тут ваших спросил, говорят, не находил никто! Я вам верю, в вашей конторе все добропорядочные люди работают! У меня есть паспорт - оформите, пожалуйста! До Москвы, дальше не надо, - распинался Людочка, наверняка он играл карими глазами, словно зазывал кассиршу в свой номер. - Мамка у меня под Москвой. А я вам куличик подарю оригинального исполнения.
- Шляются тут, - отрезала кассирша, - не нужно мне ваших куличиков, ещё заразу подцепить не хватало.
- Может, твоя бы оказалась более сговорчива, - вздохнул Людочка, подойдя к нему, - я вроде сделал всё первоклассно, ты видел? Раньше чубатых любили, удалых, черноглазых, может, она из этих.
- Раньше чего? - Сторис оглядел вполне современный вокзал, привычную очередь у терминала для распечатки электронных билетов и облегчённо улыбнулся, - Афгана или блокады?
- Ты чё, контуженный? - внимательно поглядел на него Людочка, - или гудаловских грибочков поел с утра пораньше?
- Я решил по городу походить, - отмахнулся он, - ты же был на нашей экскурсии. Там и дури не надо, на каждом шагу контузию рискуешь получить. Где поскользнулся, где и вырубился.
- А я вчера сфоткался, ходил карточки забирать. Гудалов контакты классного фотографа дал, кто ещё по старинке плёнку в проявитель загоняет, - рассказал Людочка, - Гляди, на всех хватит!
- Фотография три на четыре как входной билет в рай, - он разглядывал посерьёзневшего, повзрослевшего Людвига, - и действительно, на памятники берут чаще всего наши официальные фотки, где мы на себя мало похожи.
Сторис вспомнил о Полине. Зашевелился на кресле, неожиданная боль в позвоночнике зазвенела, отдалась в уши. Как она умерла? Мучилась ли? Он вспоминал о ней и тогда со вдовой, и ещё потом, когда мимо его кресла девчонка, проходя к выходу, случайно задела его коленкой.
- Ты сможешь достать женское платье? - только и смог сказать он Людочке, прежде чем вспомнить, для чего ему сдалось это платье, - вижу, для тебя нарядиться в любые шмотки не проблема.
- Утащу у кого-нибудь сегодня, - равнодушно пожал плечами Людочка. - Но помни, я был о тебе лучшего мнения.
Хлопушина сидела на коленях у Погодина, ворковала чего-то, пальчики её уверенно гладили его удивительно волосатую для такой тщедушности грудь. Он не понимал, чего они забыли в его номере, но потом махнул рукой. Всё равно здесь комнаты одну от другой не отличить.
- Погода! - окликнул его Сторис, тот неохотно повернулся к нему, - От тебя Бессмертный чего-то хотел.
Погодин торопливо, суматошно застёгивался, прошептал чего-то Хлопушиной и исчез, потерявши несколько пуговиц на скользком полу.
- Ты серьёзный чел, молодчик, что выгнал этого зануду, - она было накинулась на него, пальчикам было всё равно, кого ласкать, но он отстранился.
- Только ты его не трогай. Погода ведь ещё не горел, любви-то настоящей не знал, - Сторис не понимал, как её остановить.
- Будто ты её знал, - Хлопушина пожала плечами равнодушно подошла к тумбочке, достала сигареты, закурила. "А вчера ещё была кисой, - подумал Сторис, трогая наспех пришитую пуговицу на джинсах, - лезла не меня, готова была сойти с ума вместе. Или то была другая вдовушка?"
Он оглядел номер и понял, что всё же ошибся этажом, комната хоть и была похожа на их с Микой обитель, но женское юбошно-косметическое здесь всё же доминировало. "Вот где платье украсть! - подумалось ему, - Хлопушины и не поймут, окружённые любовниками, что что-то пропало.
- Понимаешь, ты глуп, но умеешь отстаивать свою глупость, доводить её до культа, что ли. И к тебе будут прислушиваться, потому что сами боятся выступить, признать свою глупость, - объяснял Шустову Самолётов, когда они после обсуждений собрались в номере. Аскарбина вязала, старалась унять расстройство, путалась, отвечала на вопросы неохотно. Сарычев был сегодня на всех семинарах, а на их голоскоковский и не заглянул, может, просто не успел, но скорее всего ему по секрету сказали, что там ловить нечего.
- Я знаю, как можно вернуться в игру, - уверенно проговорил Шустов, - нам, писателям, теперь кроме стипушки ничего не интересно.
- И как?
- Прежде всего, надо взорвать в каждом городе Икею. Ну и Ашан заодно.