- Хорошо, хорошо, ты только не напрягайся сильно, - бубнил Бессмертный, глаза его словно выкипели, двигался он тяжело, дышал с тяжёлым вымученным присвистом, видимо, лёгкие давали о себе знать.
- Ты только не думай, что идёшь по мосту, - Сторис похлопал его по плечу, - считай, что всё это кошмар, а на самом деле мы у себя в номере. Тепло, все мы пьём коньяк по очереди.
- Я с тобой ничего не хочу делать, - твёрдо проговорил Мика, глядя ему в глаза, - и ничего не хочу делать ради тебя.
"Похоже придётся искать другого носителя женского платья", - подумалось ему и он отогнал мысли о Юльке подальше. Наверное, теперь она от него и голого никакой записки не примет.
Раздетый Подобед уже не сопротивлялся, мягкое, влажное тело лапали все, кому ни лень. Да неужели в её номер набились все, кто был на прогулке? Дайте, дайте и мне кусок от освящённого кулича! Хотелось слизнуть тонкую, тягучую помаду, всосать в себя чёрную мякоть изюма. Его никто не замечал, все разрывали смешную покорную куклу на части, стремясь насладиться кусочком помягче, посвежее. Вот-вот ещё одна знакомая точка потом пунктир, а больше и нет ничего ни любви, ни презрения. Чувства больше не формируются, от них только и осталась корочка под названием новая история. А через сутки и она исчезнет.
6.
На следующее утро новость колыхала "Любас", прорывалась в номера, словно вчерашний людочкин пожар. Елдаков и Алтуфьева! Мы объединились! Будем ездить по городам с концертами, читать стихи, продвигать идеи литгузюков. Присоединяйтесь, когда мы приедем в ваш город! Он, задремавший на очередном коридорном кресле, отчаянно пытался затворить двери в свою комнату, прежде чем очнулся и сполз на пол. Умрём в один день, но не сегодня! "Прекрасно, - хмыкнул он, не найдя на мятом полу продолжения своей жизни, - всегда кому-нибудь да свезёт, а вот кто-то сегодня уйдёт, роман не дописав, сигарку не выкурив".
Одиночный номер Самолётова был разграблен. То ли кто подобрал ключ, то ли кто надул девушку на ресепшене, но скорее всего он сам не запер комнату, когда уходил. Сторис заглянул туда, раскрытый чемодан валялся на полу, сквозняк ворошил распечатки непонятого романа, путал непронумерованные листы. Только потому что номера были забронированы на неделю, его комнату до сих пор никто не занял. Даже любушки не заходили сюда, несмотря на то, что номер был самым шикарным из всех, не привлекала никого Гришкина "джакузя".
Тепло из ванной ещё не ушло. Казалось, Самолётов возвращался сюда вчера вечером и мылся снова. В углу крохотной дрожащей мышью притаилась мочалка, в скользком обмылке чернели жёсткие волосы. Защищать здесь было некого. Он сжал губку, полилась живительная влага, он понял, что умирает от жажды, глотнул скользкой мыльной воды из горсти.
- Они не слышат друг друга. Не хотят слышать. Они настолько погружены в себя, что умри ты в дороге, они лишь в определённый момент вынут наушник из одного уха и металлическим голосом прикажут остановиться, - услышал он за спиной знакомый, но нераспознаваемый голос.
- Но смерть - это не остановка, - не согласился Сторис, - иногда толком и обернуться не успеваешь.
- Для нас, писателей, только эта остановка более-менее значима, - голос позади давил знакомыми интонациями и только находясь в кинотеатре, он понял, кого услышал. Это был говорящий с экрана Джейсон, примеривший на себя его роль.
- Ты мне предлагаешь открыть окно и прыгнуть? - с него хватило Мики, его кувырканий на подоконнике, - тогда меня запомнят и услышат?
- Сейчас ведь свой полёт в сторис запустить можно, чтобы мокроватое пятно от тебя в социальных сетях осталось. Посмотрят, повздыхают. Суток тебе за глаза хватит, чтоб просмотры набрать, хайп словить.
- Помогите! Время идёт, - обернулся. Никого не было. Лишь Сторис-Джейсон ворочал языком, порой не поспевая за словами в кадр.
Где его воспоминания? Где фразы из фильма? Где он настоящий?
- Хочешь, я тебе покажу свои детские фото? - предложила Вика, - ты поймёшь, что я не всегда была такой букой.
- Я буду плакать, - взглянул на неё Сторис, оглядел отделанную под мрамор ванную, - ради чего мы взрослели, чтобы стать такими ящерами, старыми, мудрыми и покрытыми чешуёй?
- Чего? - удивлённо бросила на него взгляд девушка.
- Как можно любить такого? Слепого, полуседого и ещё что-то там про змею. Змея не в тему, конечно, но поздно, это уже написано. И критиковать поздно, автору уже пофиг.
- Любят, - ответила девушка, закатывая глаза, - ещё и не таких динозавров любят, а те не замечают или не понимают этого, трудно же бывает объяснить, что ничего не получится.
- Может, поймут, - пожал плечами он, - но будет поздно. Я тогда начну надевать рубашку на рубашку, в одной мне уже будет зябко.
- Твоя душа выгорит, - девушка намочила губку, провела ей ему по губам, - в глазах у тебя и сейчас огненные искорки, так вот они доберутся до души. Ты станешь больше ёжиться со своими иглами.
- Твои аппетитные веснушки превратятся в пигментные пятна, - вторил ей Сторис, проглатывая порыжелые солнечные капли.
- Значит, ты всё-таки находишь их аппетитными? - улыбнулась Вика, - а мне казалось вам ближе лица, как у мраморных античных статуй.
Чтобы поглядеть фото, нужно было опять вернуться в чью-то общую комнату. Они уже спали по десять человек в номере, и всем хватало места, никто не жаловался. Они сами напоминали статуи - лишаются своих частей и становятся ценней в несколько раз. Кто из них уедет домой цельным?
- Я так вкусно уснул, - признался Елдаков, потягиваясь, - тебя сегодня во сне схавал.
- И как? Вкусненько? - облизнулась Шурочка Алтуфьева, - Потягушеньки, подрастушеньки, милый.
- Завтра у тебя обсуждение, - ехидно ухмыльнулся Харлампий, - Герыч твой стих разбирать будет. Посмотрим, как ты потом наоблизываешься.