Максим Сергеевич Меня, да его зовут так. Его ни разу не приглашали на семинары, а повторить подвиг Акимушки Яковлева не каждый может. Сейчас поди никто и не впустит просто так пожить в свой номер.
- Притянуто за уши, - начал обсуждать фильм Меня, - разве может быть в двадцать первом веке у писателя фамилия Пушкин? Даже Есенин звучит вызывающе и неестественно.
- Зачем фильм, где два с лишним часа ничего не происходит? - он не знал, сколько времени просидел перед экраном, но все его тридцать с копейками лет пронеслись, прячась в детских фотографиях, ненадолго успокаиваясь со стрелками, идущими против часовой. Даже огонь и гвозди не могли их удержать.
- Понимаешь, зрителю дают понять, что вдруг неожиданно что-то должно произойти слышал музычку-то? А кончается всё тем, что Джейсон заходит в кинотеатр и начинается фильм.
- Сторис, - невольно выгнулись его губы, - его же так звали.
- Какая разница, - отмахнулся Меня, - важно то, что нас прикармливают, как рыбку, чтоб сидели тихо, не высовывались. Джейсон терпел и нам велел.
- Иисус любит нас! - похоже, в кафешку зашёл ещё один зритель из кинотеатра, - Пива и пескарей любимому учителю от самого бездарнейшего из учеников!
"Вот и мастером заделался, - подумал он, обсасывая солёную рыбью косточку, - Стуков мог бы гордиться".
- Гудалов. Он, кажется, во всех событиях вашего города принимал участие. Но фильм о нём не сняли.
- Не помню такого, - равнодушно отбросил ненужную ему фамилию Максим.
- Джейсон Вилл ведь не похож на Летова, правда? - В этом вопросе таилась надежда на всю его самостоятельность, на собственное имя, которого здесь никто не знал. Из его жизни наспех с помощью Джейсона слепили удобоваримую историю, сгладив углы, в которые и ему самому было уже не попасть.
- На кого? - не понял Меня.
- Ни на кого. Так, - губы его припомнили строку известной песни. На рассвеете без меня, - и - вообще, расскажи о себе.
- Я сдаю сперму, - почесался Макс, видно о себе говорить он не шибко-то любил.
- Правда? - не поверил Сторис, кривоватая ухмылочка появилась на его лице, - И что же ты - почётный донор?
- Она у нас дороже золота. Люди старше тридцати уже не хотят лишний раз напрягаться, потому вся надежда на молодых.
- Как ты сказал? - он слышал что-то похожее, но уже не мог вспомнить говорившего. Упал в желудок птичий зоб, он закашлял, показались пятна крови, благо Максик не заметил. На экране мелькали лёгкие, словно парящие в воздухе, писатели, незнакомые солидные дядьки орали однообразные приветственные слова. Вся надежда на вас, молодые писатели. Вы наше будущее.
- Будущее теперь официально пишется с буквой "ю" - будующее? - надо было спрашивать не о том, но Максим и так стал похоже что-то подозревать, даже отказался от пива и передал кружку "апостолу".
- Пошли, здесь рядом сельхозвыставка, хоть на лавочке посидим. Душно сегодня тут, вытяжка не работает.
Растительный бык корнями пророс сквозь всю землю. Мудрая морда его нюхала влажные почки вербы и подчинялась им. Быча, прогундел бы Жизнерадостный и замычал Муу! Муу!
- Растительное мясо. Защитники природы на нас не нападают, бык почтителен и величав, с ним делают селфи.
- А мычать он может?
- Что он корова, чтобы мычать? - пожал плечами Меня, - стоит красавчик, голову лениво поворачивает, полон соевых бобов, вокруг него зона вай фая.
Хочешь погладь его, хочешь поставь фофан, он одинаково будет приветлив.
- Можно фоточку с Джейсоном? - привязался к ним пьяненький мальчик с лёгким пухом над детскими губами.
- К кому прислониться? За кем пойти? Слухи ходят, губера отправляют в отставку, - посетовал Макс, отшив очередного фаната, - мы снова ждём доброго царя, что приедет из Москвы.
- Ты слово дапиз произнеси семь раз, - вспомнилось ему, и Максим понял давнюю шутку и криво улыбнулся.
- А чем закончилась его эпопея с женским платьем? - он знал, что ничем, но хотелось разговорить почётного донора, - в фильме этого не показали.
Меня не понял и только развёл руками.
- Завтра у нас пасха, - не обёрнутые в текст слова рассыпались на крохи, - а куличики у нас печь разучились. Я пробовал от разных хлебопёков, чего-то не хватает, приторно. Тесто сухое, помадка облазит. Женское платье, говоришь? Я бы наш кулич одел в такое. Может, мне бы с женщиной повезло.
Он понимал, воскресенья не будет, как и Людочки с его кулинарными новинками. Не устроить непотребный бум в последнюю ночь в гостинице.
- Это всего лишь сторис. Не ищите в этом светящемся круге героя, - проговорил он, но Макс его не услышал.
- Ты где остановился? Вот только взгляну на человека и тут же определю, что не местный!
- В Любасе, - упрямо проговорил Сторис, надеясь, что он ещё существует.
- Я знал, что ты так скажешь, - расхохотался Меня, - гостиница для миллионеров. Ну беги в свой Любас! Тебя туда и на порог не пустят.
- Ты ведь понял, что я интересуюсь событиями того исторического семинара, - вывернулся он, - мне интересны места, связанные со всеми участниками. Кандидатскую буду писать.
- У нас в городе есть живой участник тех событий. Правда, живой - громко сказано.
- Не может быть, - морщинистая дрожь прорезалась на гладком полированном лбу. Это я сам. Я встречу себя самого, немого, глухого, парализованного. - Ведь ему должно быть сто тридцать лет.
- Что-то вроде этого, - равнодушно проскрипел Меня, - мировой рекорд, потому и город наш знают.
- Он ещё в сознании? - сложно было надеяться на это, но тот Сторис мог бы многое ему рассказать, уберечь от самого себя.