— Каллия, верно? — спросила она, когда переступала через порог моей маленькой, скудно обставленной, но все же отдельной комнаты.
Щетка, что я держала в руке, задрожала в моих волосах от того, что мои чувства споткнулись о неправильный ритм моего сердца. Я подавила страх, что пронесся по моей коже, и продолжила расчёсывать уже гладкие пряди.
— Фей Хантер, — ответила я, желая дать ей понять, что я знаю, кто она. — Спасибо, что позволили мне остаться в вашем доме. Я ценю это больше, чем могу выразить.
Проигнорировав мою неуклюжую грубостью и слабую попытку благодарности, она зашла в комнату и закрыла дверь.
Настроение в комнате изменилось, и я захотела встать и вынудить её покинуть моё пространство, умоляя забрать ту боль, что охватывала меня рядом с ней. Но я этого не сделала. Я продолжала сидеть, мои глаза невидяще зафиксировались на чём-то далёком, щетка жёстко проходила по коже головы и тем самым удерживала меня.
— Кто знает о тебе? — простой вопрос, который рассказал мне, что она видела сквозь мой лживый фасад.
— Никто, — честно ответила я. Что-то в воздухе вокруг подсказывало, что она сразу поймет, если я солгу. — Никто здесь, во всяком случае, — предположила я правдиво.
— Ты хорошо это прячешь, — заявила она с ноткой восхищения в её голосе.
«Я должна была скрывать это, чтобы выжить», — кратко призналась я сама себе в голове, но Фей я не сказала ничего. Должна ли я поблагодарить её за то, что она отметила, как хорошо я скрываю правду?
— Татуировка на твоей груди, — откровенно произнесла она, сразу переходя прямо к сути. — Ты принадлежала «Королевству».
И это был не вопрос.
— Да, — ответила я в конце концов, отметка, проходящая по изгибу моей груди, прямо чесалась от необходимости прикосновения и подтверждения, но я удержала себя от этого.
— Тогда мы должны поговорить.
Мы проговорили до глубокой ночи. Казалось, что Фей снимает обратно каждый слой моей недавно исцеленной кожи, она многое разоблачила: больше меня, большее того, что я пережила, большее количество грязи, что въелась в каждую мою пору. К тому времени, когда она оставила меня, чтобы обдумать её предложение, я была нежной, сырой и кровоточащей. Но также я пришла к окончательному решению, и именно поэтому я сейчас стою здесь.
Воздух поспешил покинуть комнату через открытое окно, просто для того, чтобы быть втянутым обратно, когда он вошел в кабинет Коула. Воздух бьёт по мне со всей силы, развевая мои волосы от плеч, и мчится дальше по моей выставленной на показ коже. Его присутствие давит как ничьё другое. Эта связь, что я ощутила между нами, больше, чем связь между спасителем и жертвой. Она затягивает гораздо глубже, вьётся за пределами глубин моего живота, вверх по моей груди и стучит по рёбрам, требуя освобождения. Его враждебность ко мне не сделала ничего, чтобы погасить огонь этой потребности. Этот огонь, что он распалил во мне, только усилился и распространился. Я бы хотела опалить его, тыкнуть в его гнев пламенными пальцами и заманить его яростью ко мне. Это было глупо и безрассудно, но также это ощущалось так, будто не поддавалось контролю. И именно отсутствие этого контроля пугало меня больше, чем мужчина, который в настоящий момент приставил нож к горлу своего брата. Я слышала произнесенные слова и ощутила трещину, разломившую комнату, но мой разум уже определился. Моё решение сделало маленькую, простую комнату чернее ночи. Соглашение пугало, но не победило моё женское обещание возмездия.
Я не была настолько наивна, чтобы предполагать, что Фей пришла ко мне по её собственному желанию. Очевидно, её муж надеялся на моё согласие, но то, что мы разделили в тишине ночи, было родство — сестринство во тьме, что выходило за рамки махинаций любого из мужчин в этой комнате.
— Могу я поговорить с тобой наедине?
Мой вопрос не нуждался в имени, каждый в этой комнате знал, кому он адресован.
— Я не думаю… — начал Коул, но предложение было оборвано дикостью и гневом в словах мужчины, который моментом ранее угрожал проткнуть его яремную вену.
— Оставьте нас.
Никто не пошевелился, и я заставила дыхание оставаться спокойным. Не из-за того, что я боялась, что он причинит мне боль, если мы останемся одни, а из-за того, что я желала даже самую маленькую пылинку, мгновение приватности с Гримом.
Я услышала, как брат Коула, Люк, сделал несколько шагов вперёд и тихо выдохнул так, как будто попытался заговорить.
— Я, бл*дь, сказал: оставьте нас, — выдавил Грим сквозь зубы, которые он сжимал так сильно, что я слышала резкий скрежет кости о кость.
Затем мы остались одни.
Спасённая девушка и убийца.
Убийца и его трофей.
Грим и Каллия (прим. в переводе дословно имена главных героев означают «мрачный» и «самая красивая»).
Все эти утверждения кажутся правдой за исключением последнего, и в тот момент, когда дверь закрывается позади последнего уходящего человека, я разворачиваюсь, чтобы оказаться к нему лицом, слова покидают мой рот, прежде чем он поднимает свои глаза, чтобы посмотреть на меня.
— Какое у тебя настоящее имя?
Я чувствую, как его взгляд хлещет меня, словно плетью, скользя по моему лицу. Мой вопрос неожиданный и, по-видимому, неуместный — он застал его врасплох.
— Грим, — наконец, отвечает он, и гнев сочится из его слов.
— Это не то имя, которое дала тебе твоя мать. Это то, что ты выбрал сам.
Его дыхание опаляет моё лицо, когда двумя длинными шагами он приближается ко мне, возвышаясь надо мной, уставясь на меня в том же самом положении, что он принял вчера в воде.
— Моя мать ничего не дала мне, я заработал своё имя, оно принадлежит мне.
И как же это похоже на наше вчерашнее столкновение, я не боюсь его грубой попытки запугивания.
Я закрываю глаза и поднимаю свой подбородок к нему, его рост в два с лишним метра затмевают мои 162 см.
— Оно тебе не подходит, — шепчу я, а наши лица так близко, что я понимаю — он мог ощутить мои слова у себя на коже.
Его поза меняется, рябь в воздухе вокруг нас предупреждает меня о том, что он резко выпрямился, потеря его дыхания на моем лице сообщает мне, что он выпрямился в полный рост.
— Так ли это, дорогуша? — тихо выдыхает он, нежное выражение из его уст звучит как проклятье, не как ласка. — Ладно, хорошо, что мне по херу, что ты думаешь или что ты хочешь. Будь готова к рассвету, и ты будешь делать всё, что я скажу, — он отстраняется и глубоко вдыхает, сталь в его голосе непробиваема. — Ты ведь не хочешь сожалеть о том, что я спас тебя.
Затем он уходит. Дверь закрывается с грохочущем хлопком.
Я разворачиваюсь ещё раз, чтобы оказаться лицом к открытому окну. Мои глаза широко открыты из-за яркого утреннего солнца, а все мои мысли о мужчине, который только покинул эту комнату. Я должна была свернуться в клубок на узкой кровати в моей спартанской и пустой комнате. Я должна была бежать подальше из этого места и от плана, что помогу воплотить в жизнь. Я должна была бояться возвращения в мир, что украл всю мою жизнь. Но нет, так как я знаю, что независимо от того, что произойдёт дальше, я защищена. Я знаю, что мужчина, который только что говорил со мной так, как будто я не более, чем таракан под каблуком его ботинка, пожертвует своей жизнью, чтобы спасти меня.
Откуда я это знаю?
Поскольку я ощущаю его вне этой комнаты, он опирается о дверь, его руки сжаты по бокам, желая больше всего на свете связать меня и спрятать подальше от грядущих чудовищных вещей.
Но он также знает — то, что было решено, теперь уже не отменить.
Я нужна ему больше, чем просто ключ к «Королевству», и это знание ошеломляет его.