И это чертовски выводит меня из себя.
— Я никогда не терплю не удач. Так что, если ты закончил с этими тошнотворным откровенным разговором по душам, то я должен найти грёбаного Дока, прежде чем эта сука умрёт на твоем дорогущем диване.
Я не хочу оставлять её, но я сделаю это, если это означает, что я смогу избежать обеспокоенности в глазах Коула.
Он знает, что Форестер сделал со мной. Он знает, потому что я был бы мёртв, если бы он не спас меня. Я навсегда увековечен в одном из больных фильмов Форестера. Мой последний вздох навечно зациклен на повторе, в то время как извращенные ублюдки во всем мире передёргивают свои члены на смерть униженного, травмированного маленького мальчика.
— Уйди с дороги, Хантер, — требую я. Моя кровь кипит в венах от близости его тела к моему. Мой собственный разум кричит на меня, что надо убраться от его глаз, смотрящих на меня, потому что в них вспыхивает жалость.
— Оставайся здесь с девушкой, — наконец, отвечает он. — Я пойду и выясню, почему Дока нет так долго.
А затем он уходит.
Не мигая, смотрю на пустой дверной проём, из горла рвутся рваные вдохи. Кровь мчится к мозгу и приливает к глазам, давление за моими веками повышается, и только одна вещь сможет остановить мой окончательный взрыв.
«Пустить. Кровь».
Я поворачиваюсь и нависаю над укутанным в плед распростёртым телом девушки.
Руки в дюйме от моего пояса с инструментами. Пальцы бегло обследуют большой нож, игнорируя зов «Мисси», чтобы остановиться на маленьком ноже для разделки филе, который я люблю использовать для игр.
Металлический шепот у кожи — этот звук настолько эротичный, как и стон суки, когда я вытаскиваю лезвие из ножен. Мускульная память заносит руку под совершенным углом, а мои глаза фиксируют слабый пульс на шее девушки. А затем одним быстрым и точным движением запястья погружаю нож глубоко в плотные мускулы своего бедра.
Моргаю глазами, резкая сладкая боль стирает прочь всю жажду крови.
Тепло покрывает кончики пальцев, и я подношу их ко рту, чтобы насладиться медно-красным вкусом. Мое дыхание восстанавливается, а тело замирает.
Я жду.
Я жду, чтобы снова увидеть её глаза.
Мне не терпится увидеть то, как она вздрогнет, когда увидит моё лицо.
Я жду её отвращения.
Я жду её страха.
Я жду своего мира, чтобы исправить себя.
Я жду экстаза от недавно совершенного убийства, в особенности Форестера, заставляющего твердеть мой член, и иных потребностей, помимо постоянной жажды крови, которые охватили бы мое тело.
Я жду.
Но её глаза остаются закрытыми.
И они так и не открылись в моём присутствии.
Глава 3
Грим
Я не возвращался в «Хантер Лонж» в течение почти трех недель, и я также не знаю: выжила или умерла та девушка, которую я оставил в библиотеке. Как только появился Док, бормоча о том, что его оторвали от экстренных родов, я унёс оттуда ноги. Я даже не принял душ и не сменил одежду, полностью покрытую кровью и грязью.
Инстинкт велел мне убраться подальше от неё, а я никогда не игнорировал своё чутьё, моя жизнь управляется этим импульсом. Это то, что сохраняло мне жизнь.
Даже на расстоянии желание сбежать не ослабло. Оно подступало ко мне, как дьявол. Я мог ощущать его огненное дыхание на шее, ожидая, когда же он вонзит свои острые зубы в мою яремную вену. Он шептал мне в затылок, обещая собрать долги и требуя фунт моей плоти. Я мог почувствовать укол его вил в бедро — три колючих зубца, иссушающие кожу и угрожающие бросить меня в огонь. Я бежал до тех пор, пока больше не мог продолжать бежать. Легкие горели, а рана на бедре сильно кровоточила, кровопотеря и истощение быстро взяли верх над пульсацией адреналина в моих венах. Но это всё ещё было недостаточно, так что я сбежал.
Я оставил страну под предлогом сбора долгов для «Багряного креста». И теперь я здесь, скитаюсь свободный, делая то, что умею лучше всего.
Лондон, Париж, Рим, Нью-Йорк.
Нигде не безопасно.
Если вы скрываетесь, я найду вас и буду наслаждаться каждой секундой преследования.
Это было тем, что держало дьявола в узде. Я питал его плотью других и поддерживал его жиром душ, пока его живот надувался, угрожая взорваться.
Ни Коул, ни Люк не упоминали о девушке во время наших частых брифингов, а я и не спрашивал. Хотя, какого чёрта это должно меня заботить?
И как по сигналу, мой телефон завибрировал в кармане. Это может быть только один из братьев Хантер, или, возможно, они оба по звонку-конференции, поскольку ни у кого больше нет этого номера. И даже если бы и был, нет никого на этой планете, кто захочет мне позвонить. «Вы подружитесь с Сатаной, когда он жаждет вашей крови, Вы же понимаете, что я имею в виду?»
— Да, — отвечаю я, не выпуская из поля зрения цель, со свистом проносящуюся по своему офису в центре Нью-Йорка.
— Миллер нужен нам живым, — линия потрескивает от помех, но слова совершенно понятны. Сегодня не будет никакой души, чтобы накормить моего творца.
— Я уверен, что у меня легко получится с ним. Вы получите его на один кусок больше или меньше, — лаконично отвечаю я, уклоняясь от испуганного взгляда официантки, которая сейчас как раз посередине процесса, доливая чай в мою пустую кружку.
— Вы приедете забрать товары или мне привести пакеты с собой? — спрашиваю я, равнодушный к дрожанию рук девочки и её нервно бегающим глазам, она избегает смотреть на мои шрамы, но может слышать всю беседу. И я хочу, чтобы она слышала. Усугубление её страхов — бонусные острые ощущения, которых я и не ожидал, тем более что сегодняшнее такое необходимое мне убийство сорвалось.
— Реактивный самолет ожидает тебя, привези Миллера сюда, — информирует Люк, заканчивая беседу, начатую Коулом.
— Мы должны поговорить, Грим, — добавляет Коул. — Это насчет девушки.
Эти три слова вызывают во мне незнакомые и запутывающие ощущения, распространяющиеся по всему телу. Желудок резко падает вниз, прежде чем со скоростью пули подскакивает вверх, сила этого воздействия, по-видимому, сокрушает все мои внутренние органы.
«Она мертва».
— Ты слышал меня, брат? Время пришло.
Я не могу ответить ему.
Мои легкие как будто высохли в груди, а оставшийся пепел пробивает путь наверх в трахею и заполняет рот песком.
Официантка, ранее обслуживающая меня, замерла рядом с соседним столиком, наблюдая за мной с нездоровым увлечением, за тем как я бьюсь в конвульсиях и задыхаюсь.
— Грим, что случилось? Ты слышишь нас? — голос Люка контролируем и спокоен. Если он и озабочен звуками, что я издаю, он не показывает этого.
Я хриплю в ответ. Мой рот открывается и закрывается, захватывая большие глотки воздуха, который отказываются проходить вниз по заблокированному и перекрытому горлу.
«Какая-то сука отравила меня. Я убью ублюдков, начиная с этой вонючей официантки».
В поле моего затуманенного зрения появляется рука, держащая бумажный пакет для упаковки.
— У вас паническая атака. Используйте это, — рука дрожит, тонкие пальчики с отполированными бледно-розовыми ноготками дрожат, удерживая бумагу.
— Возьмите это, прежде чем вы выйдите наружу, — слышится дрожащий и неровный голос официантки. «Какого хера она обеспокоено притворяется, что помогает мне? Эта сука, что-то подсыпала в мой чай».
Взгляд застывает на протянутом пакете, мир вокруг него зернист и расфокусирован, пока я слабо и число механически прижимаю руки к шее и грудной клетке.
— Возьмите, — повторяет она, когда темные пятна кружатся перед моим взглядом, а невидимый кулак давит на лёгкие.