– Идите спросите, кто нас встретит в Палладиуме, – приказал Канцлер.
Капитан кивнул и отошел на несколько минут.
– Нас встретит Банар, Атторней лорда Мадога.
Канцлер невольно улыбнулся. Эльте – рядом с Лазарем, Банар – рядом с Мадогом. Два правителя и два их верных слуги, вечные соперники, но всегда рядом и знают друг о друге больше, чем знали бы самые близкие люди, если бы они у кого-то из них были.
Через полчаса за поворотом появилась широкая водная гладь, а за ней огромная лестница, по ее сторонам возвышались железные якоря, на которых восседали мраморные грифы с причудливо изогнутыми шеями. Гриф – второй символ Востока после якоря, достаточно странный символ, потому что мало кто на Востоке когда-нибудь видел живого грифа. Впрочем, мало кто на Западе видел живого льва, разве что золотого во дворце Горда. Лестница поднималась вверх к порталу, обрамленному огромными синими колоннами. Вход в Палладиум, дворец лордов Востока. Весь выполненный из серо-голубого мрамора, отделанный блестящим металлом там, где мраморные плиты соединялись друг с другом, он сиял как настоящая жемчужина в окружении перламутрово-белой раковины Целлы. Лодка неожиданно резко причалила, и Эльте с трудом удержался на ногах. Сначала вышли солдаты, потом Капитан и только после этого Канцлер. Как только его нога ступила на мраморную лестницу, он смутно ощутил чувство чего-то необратимого, как будто бы сделал шаг в бездну. На мгновенье закружилась голова, но Канцлер взял себя в руки и начал подниматься по лестнице, щурясь от солнца, становившегося невыносимо ярким, снова и снова отражаясь от белого мрамора.
Подъем занял больше времени, чем он рассчитывал, и когда Канцлер добрался до самого верха, он уже заметно запыхался. Он оперся о мраморные перила и стоял, тяжело дыша, а потом услышал тихий смех. Эльте поднял глаза. На лестнице стоял невысокий человек средних лет, волосы на его голове уже начали редеть, слишком большие уши делали его вид почти комическим, пытливые темные глаза улыбались.
– Канцлер… – человек поклонился.
– Атторней… – Канцлер поклонился в ответ.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Старые знакомые по переписке, которым довелось увидеться всего лишь несколько раз, но которые знали друг друга слишком давно и слишком хорошо, чтобы разгадать все тайные значения вежливых улыбок и ритуальных речей. С ритуальных речей и начали.
– От имени лорда Мадога, правителя Востока, я приветствую вас на земле Целлы, Канцлер Эльте, герцог Валлардии, наместник Северных побережий, хранитель Имперской печати.
– От имени Лазаруса III, Императора Запада, я прибыл, чтобы засвидетельствовать свое почтение и безмерное уважение лорду Мадогу, правителю Востока.
Пауза. И Эльте, и Банар, молчали, понимая, что на самом деле представляет собой «приветствие» лорда Мадога, и каким было «почтение» Императора Лазаря.
– Вы устали с дороги, Канцлер? – спросил Банар.
– Нет, благодарю вас, Атторней.
– Тогда позволите показать вам Палладиум, а после пригласить вас отобедать?
– С удовольствием.
Канцлер сделал знак Капитану, он обернулся и сказал что-то солдатам, те начали выгружать багаж из лодки. Канцлер и Атторней медленно вошли в Палладиум, Капитан отставал от них на несколько шагов. Они прошли в огромный зал, на стенах которого висели гарпуны, сети, сплетенные из серебра, и вездесущие якоря.
– Это зал приветствий, – любезно начал экскурсию Банар, – эти якоря сняты со знаменитых кораблей Востока, таких как «Буревестник» и …
– А где Мадог? – перебил его Эльте.
– Уехал куда-то, – Банар пожал плечами. – Он в последнее время нечасто бывает в Палладиуме.
– И где же он проводит время? – Канцлер удивленно поднял брови. – У меня складывалось впечатление, что он почти не покидает дворец.
– Понятия не имею, – лицо Атторнея исказило раздражение. – Могу сказать только то, что если он не начнет больше времени уделять делам, то потом утонет в бумагах.
Канцлер рассмеялся.
– Какие-то проблемы, Атторней? – он с улыбкой посмотрел на Банара.
Тот криво улыбнулся.
– Мы с вами не только помощники в государственных делах, но и няньки коронованных особ. Разница в том, что я просто штатный крючкотвор, а вы у Лазаря ухитряетесь хоть что-то решать. Как он, кстати?
– О! Просто замечательно. Сам придумывает шутки и сам над ними смеется.
Банар глубокомысленно покивал. Они прошли в следующий зал, стены которого украшали картины батальных морских сцен. Те самые живописцы Мадога – симметричный ответ пяти килограммам золота, которые Лазарь возжелал носить на своей голове.
– Что-то странное слышно с Севера, – как бы невзначай заметил Атторней.
Пропустили расшаркивание, подумал Канцлер, сразу приступили к делу.
– А что вы слышали? – невозмутимо спросил он.
– Лорд Мадог показывал мне документ, согласно которому каждый, кто поклоняется вольтам, должен быть предан огню. На документе стояла печать Меча. Вы что-нибудь знаете об этом, Канцлер?
Эльте остановился и стал разглядывать фреску.
– Видите ли, – через некоторое время ответил он, – я был болен последний месяц, болезнь заставила меня уехать в Валлардию, потому что климат там более мягкий. Я кое-что слышал об этом, но подробностей вам сообщить не могу.
Они пошли дальше. В следующем зале снова были фрески, но они изображали не корабли, а величественные морские пейзажи, если смотреть от входа по часовой стрелке – от спокойного моря до жестокого шторма. Канцлер остановил взгляд на шторме, фреска была выполнена в темных тонах, свинцовое небо, серое море с бурунами – на удивление похоже на Север и очень отличается от остальных картин.
– Эта картина изображает не Восток, а Север, – почти с полной уверенностью сказал Канцлер.
– Да. В юности лорд Мадог попал в кораблекрушение на Севере, его спасли и выходили местные рыбаки. В память об этом он велел изобразить на одной из стен в этом зале шторм в Северном море.
Канцлер подошел ближе к картине. Ну надо же, Мадог даже решил увековечить эту значительную веху своей биографии. Жаль только, изображение не достоверное – он не сообщил живописцу кое-какие детали.
– Я что-то слышал об этом, – вежливо заметил Канцлер.
– Говорят, что у Казимира больше нет печати Меча, и что Император отослал его на Юг.
– Меня долго не было, – ответил Эльте. – Но да, я знаю, что отношения между Императором и Казимиром испортились. Но, поверьте мне, Атторней, это уже далеко не первый случай. Даже если Лазарь отобрал у него печать, то это ненадолго. Казимир слишком молод, у него не всегда хватает мудрости, чтобы оценить поступки Императора.
Банар кивнул. Кажется, понял, что если будет спрашивать дальше, то Канцлер придумает ему еще какую-нибудь сказку. За залом оказалась еще одна лестница. Они начали подниматься вверх, разговаривая на этот раз не о Севере и Казимире, а про работу скульпторов, которые выполнили прекрасные фигуры обнаженных сирен из розового мрамора.
Оказалось, что Канцлеру отвели десять комнат на четвертом этаже дворца. Канцлер заметил было, что это слишком много, но Банар решительно отверг все его возражения, и в этом слышалось некое извинение: «Лазарь не приехал, но прислал вас, Мадог не посчитал нужным уделить вам внимание, но прислал меня, мы квиты – но это не значит, что мы должны испытывать неудобства». Канцлер еще несколько минут отнекивался, но потом опять же из вежливости согласился.
Обед был через час, и Банар обещал присутствие Эльнеры, той самой принцессы Юга, которая в скором времени должна была стать леди Востока. По этому случаю Канцлер решил, что стоит переодеться в парадный костюм. Он выбрал черный атласный камзол, который Лазарь называл «павлиньим», повязал на шею белый шарф и оставшееся время провел, наслаждая великолепным видом на гавань.
Ровно через час в дверь вежливо постучали. Канцлер открыл, и к своему удивлению увидел там не только лакея, который должен был проводить его в обеденный зал, но и Капитана.