Родор внимательно посмотрел на горизонт, туда, куда уходила вода перед ночным отливом.
– И что ты хочешь от меня? – спросил он.
– Не знаю… – Мадог покачал головой.
Родор хмыкнул.
– Куда уж тебе! Всю жизнь в голове одни бабы и вечно ты из-за них куда-то влипаешь…
– Да иди ты! – огрызнулся Мадог.
– Я не понимаю, в чем твоя проблема. Нужна женщина – бери женщину, защитить ее некому. Ее жизнь как Канцлера уже не стоит ни гроша. Делай с ней что хочешь.
Мадог не ответил. Родор продолжал:
– Она явно рассказала тебе, кто она такая, чтобы спасти свою жизнь, ни единой другой причины я не вижу.
– Нет, – перебил его Мадог. – Не поэтому.
– Да конечно! Голову-то включи! Не говорила-не говорила, пряталась от тебя, а тут хоп – и во всем призналась именно тогда, когда распрекрасный Лазарус собрался отдавать богу душу!
– Она не предаст Лазаря.
– Откуда ты знаешь?
– Я ей предлагал – она отказалась.
– Как Канцлер – безусловно, но как у женщины у нее, скорее всего, нет с ним никаких отношений, потому что вряд ли Лазарь стал бы рисковать и делать свою любовницу Канцлером – ненадежно.
– Предположим, ты прав, – процедил Мадог.
– Тогда что еще ты от меня хочешь?
Мадог устало махнул рукой, разговор его вымотал.
– Иди отдохни, – Родор поднялся, – а потом езжай обратно. Я буду молиться за тебя.
Да уж, подумал Мадог, обречено ковыляя за Родором по песчаному пляжу, если бы от молитв был хоть какой-нибудь прок, то жить было бы гораздо проще.
Он поднял глаза на каменную лестницу, которую заливали брызги волн, обреченно подумал, что сейчас придется по ней подниматься, и тут в его голове появилась безумная мысль.
Этель сидела в своем кабинете с открытыми окнами и смотрела, как переливается на солнце вода в каналах Целлы. С моря прилетали чайки, кружили над лодками и все время кричали, от их криков Этель почему-то становилось спокойно. Иногда в раскрытые окна врывался долетавший с океана бриз, и Этель с удовольствием ежилась в своем кресле, подставляя ветру лицо и шею. Она была в ночном халате, кое-как втащила внутрь поднос с едой после заверений Капитана, что в коридоре никого нет, но к еде так и не притронулась. Прямо перед ее окном была резная колонна Палладиума, испещренная экзотической вязью цветов, морских узлов и силуэтов кораблей. Этель нравился Палладиум, он был воздушным, легким, полным морского воздуха и ветра, не то, что лазаревы катакомбы в Горде, где пахнет пылью и плесенью из-за бесконечного количества гардин и гобеленов. Нужно было что-то решать… Если Мадог не врал – а он не врал – то нужно было как можно быстрее искать себе новых союзников. Мадог? Этель призналась ему только для того, чтобы на некоторое время вывести его из игры, чего она и достигла, раз у ее порога до сих пор не появилась стража, но на длительное сотрудничество рассчитывать не приходится. Казимир? Здесь разговор бесполезен, Хранитель Меча готов увидеть Канцлера Запада только в одном качестве – на виселице, в чем его, несомненно, поддержит Императрица Марта. Формоз? Шлюха, которая спит со всеми. Эоганн? Нет, Король Юга не будет давать убежище Канцлеру мертвого Императора, когда его дочь вот-вот выйдет замуж за лорда Востока. Оставался только один вариант.
Этель начала одеваться. Через несколько минут она уже снова стала Канцлером.
Канцлер широко распахнул дверь.
– Капитан мы собираемся нанести срочный визит Атторнею Банару.
Совета просят, чтобы ему не следовать, особенно это относится к людям, которые долгие годы существуют в окружении слуг и льстецов. Именно это сказал монах Родор лорду Мадогу, когда тот, окрыленный новой идеей, после двухчасового сна, бесцеремонно вытащил его из храма Моря прямо посреди ночной молитвы.
– Я могу доверять только тебе, в Палладиуме ни от кого нет толку.
– А я, по-твоему кто? Дуэнья? Или сводница?
– Ты мудрый старший брат, особенно если сделаешь все как нужно.
– То есть…
– Заткнись и слушай!
Родор замолчал и стал слушать. Через час письма были написаны, почтовые голуби отправлены, еще через четверть часа обитель покинул монах, давший обет молчания, а после уехал лорд Мадог.
– Я буду молиться за тебя, – напутствовал его Родор.
– Я счастлив, – фыркнул Мадог, пришпорил лошадь и помчался во весь опор.
Родор долго смотрел ему вслед, потом сокрушенно покачал головой и вернулся в монастырь – ему предстояло еще много дел, и он дал слово своему обезумевшему брату, что устроит все лично.
Визит Канцлера Эльте оторвал Атторнея Банара от одинокого ужина, который он как всегда сопровождал чтением канцелярских документов.
– Не желаете присоединиться? – вежливо спросил Банар у вошедшего Канцлера.
– Благодарю вас, у меня нет аппетита, – Канцлер поставил локти на стол.
Банар откинулся на спинку кресла.
– Так-так… – он усмехнулся. – Я вижу, нас ждет не самый простой разговор.
– Не самый, – Канцлер кивнул.
– Что вы имеете предложить, Канцлер Эльте?
Канцлер внимательно посмотрел на Банара. Еще одна хитрая старая крыса при дворе, был Атторнеем еще при отце Мадога, знает секреты половины Востока до седьмого колена. Действительно, что ему может предложить опальный Канцлер мертвого Императора? Эльте с грохотом поставил на стол небольшую коробку, открыл ее и в рассеянном свете ярко заблестели две печати – Имперская печать и печать Меча.
– У вас новый Лорд, у меня свобода и новая жизнь. Пойдет такая сделка?
Банар улыбнулся. Он протянул руку и достал из коробки один из блестящих цилиндров – Имперская печать.
– Сейчас это всего лишь побрякушки, Канцлер. Им нет цены, потому что на них нет руки Императора Лазаруса.
Канцлер поднялся, подошел к письменному столу, взял сургуч и лист бумаги, он резким движением задрал манжет, так что стало видно тонкое худое запястье, и поднес сургуч к свече, а потом приложил его к бумаге. После этого Канцлер поставил сначала печать Меча, а потом Имперскую печать. Эльте кинул лист на стол перед Банаром. Тот отодвинул тарелку и близоруко прищурился. Его лицо вытянулось. Атторней поднялся и подошел к окну, где горел пожар заката.
– Я не знал об этом, – произнес Банар.
– Никто не знал, – ответил Канцлер. – Этот идиот Казимир даже и не догадывался, что если поставить одновременно печать Меча и Имперскую печать, то получится личная печать Императора.
– И имея обе печати, вы так и не воспользовались этим их свойством?
– Нет.
– Почему?
– Император Лазарус и так давал мне все, что мне необходимо. Так мы договорились?
Банар повернулся, на его лице появилась улыбка.
– Да, Канцлер, мы договорились. Обсудим условия?
Эльте сел за стол. Он небрежно придвинул к себе блюдо с фруктами, взял яблоко и начал счищать с него кожу ножом.
– Вы получите и печати, и почерк Лазаря. Мне не хотелось бы порочить его имя, но учитывая нрав Императора, это будет достаточно сложно. Мне нужны гарантии того, что вы не принесете мою голову в подарок новому лорду. Родору, как я полагаю?
– Да, – Банар кивнул. – Я думаю, что лорд Родор с удовольствием согласится принять престол Востока, который принадлежит ему по праву. Гарантии… – Банар как завороженный смотрел на то, как Канцлер чистит яблоко, луч солнца упал на нож и ярко отразился от него. – Я устрою ваш побег из Целлы, вы получите новое имя, деньги – если они вам нужны, конечно, – что еще?
Канцлер рассмеялся, он бросил нож на стол.
– Будет второй документ, который отменяет первый. Этот документ мы составим раньше, чем второй, я передам его своему Капитану, он покинет Целлу. Только когда у меня будет информация, что он в безопасности, я напишу второй. Сомневаюсь, что без меня вы сможете надежно подделать почерк Лазаря, а уж тем более манеру изложения. Как вам такой расклад?
Банар прищурился.
– И вы обещаете вести себя тихо?
Канцлер фыркнул.
– А вы считаете, армия Запада пойдет за Канцлером, который столько лет урезал им паек? Или народ Запада пойдет за Канцлером, который каждый год повышал им налоги? Не смешите меня, Банар, со смертью Лазаря моя карьера закончится.