– Это не похоже на сон.
– А я и не говорил, что это похоже на сон. Дан не лезь, мешаешь, я и так почти ничего не слышу.
– Мар, разбуди ее…
– Сказал же…
– Буди ее! Она на «поводке»!
Его впечатало в стену, впритирку к виску, завибрировав, понеслось, вонзилось. Дрожь эхом отдалась в голове, зубы мерзко заныли…
Еще оно пиковое состояние. Она прямо тут стояла, в одной простыне и тряслась от запредельного ужаса, что едва не убила своего Холина.
На поводке… Ясен? Холины знают много мерзких вещей. Другое время – он был молод, другая искра – ее звали Эленар, другой поводок – он был не в силах помочь, только подсказал, как защитить.
Альвине отклеился от стены. Вмятина от удара. Глубокая. Провел пальцем – обожгло голосом мертвой силы. Этот поводок был слаб, раз получилось оборвать связь ритуальным клинком.
Потерпи, свет мой, я скоро.
В бездну сон. Все равно не сможет заснуть.
Вздохнул, отгораживаясь ментальным щитом, поднял глаза в потолок – отчего-то формула «спокойствия» лучше ложилась в этом положении. На ободе люстры лежали две рубашки. Они страстно переплелись рукавами, презрев запреты и начхав на то, что у них разные пуговицы, воротнички и размеры.
Смотритель магзаправки охотно поделился сведениями, и подтвердил уже известное еще до прибытия в Крошен: недавние постояльцы – двое темных и вампир – направились в Нункор.
Ворота поселка оказались заперты и запечатаны обратным контуром.
– Троллий зад, – сказал Альвине, торча у магмобиля, и подумал, насколько эльфу уместно ругаться тролльим задом. Решил, что не уместнее, чем тьмой, и поругался еще и тьмой, для гармонии. Потрогал контур «щупом» анализатора, получил по пальцам. Снова ругнулся. Этим утром ругалось просто восхитительно. И раз уж он ругаться стал… Свет взвился спиралью, серой тенью мелькнул порог, грань обдала холодом и сиянием. Два шага – и запертые ворота поселка были уже за спиной. Барьер стоял только от перехода тьмой.
Служебная печать, браслетом обнимающая запястье, задергалась, намекая, что агент Валар исчерпал лимит на светлое воздействие вне категории. Тут же ожил магфон. Никогда не спящий, видимо, Арен-Тан вылил тонну негодования за манеру лезть в шиповник с голой жо… задом. Кто так настропалил обычно сдержанного инквизитора, Альвине уточнять не стал, оно ему надо? И так за превышение лимита получил сверху столько указаний, что «голой жо в шиповник» можно было бы счесть изысканным времяпрепровождением.
Но инструкции могут и подождать. Тщательно вычистив немного припылившийся костюм и пальто, Альвине поспешил поскорее увидеть и, по возможности, обнять колючее и родное.
2
– Солнышко! – не сдержался он, когда Митика выскочила наружу в каком-то жутком платье на голое тело и мелькая голыми же щиколотками.
Поймал, подбросил, снова поймал, прижал к себе, делясь теплом и радостью. Осознание и ощущение, что на ней под платьем нет ничего, было и сладким и горьким, и он прятал свои эмоции за дурашливой маской.
– Что на тебе за ужас! Ну ничего этим темным доверить нельзя. Сделали из моей мелиссе замарашку, одели в рогожку… Ты здорова, сердце мое? – спросил он, прекращая дурачится. Она кивнула. – А… Холин?
Он не хотел о нем спрашивать, но для нее это было важно. Она волновалась за своего Холина, а он, Альвине, волновался за нее. Хотя это было не просто. Черный мор не слишком избирателен. Но они в порядке. Оба.
– Откуда ты здесь взялся?
– Я в авангарде светлого воинства, – старательно рассмеялся Альвине. – Ветром принесло, попутным.
– А за рулем был вампир?
– Не угадала, но и без него не обошлось. Лодвейн связался с УМН, сообщил о подозрениях на черный мор. УМН дернуло инквизицию и целителей.
– Но при чем здесь ты?
– Инквизиция же, а я просто оказался ближе всех к месту событий… Ладно, сам полез. И потом, кому как не мне, представителю дивного народа и обладателю света? Кто, по-твоему, остановил черный мор после завершения последней из Смутных войн, когда количество носителей темного дара в королевстве уменьшилось на две трети?
– Инквизиция и светлые целители.
– Угу, конечно, а в Драгонии до сих пор в учебниках пишут, что это они уничтожили зачинщиков Смуты, – Эфарель покосился на храм и статую с вороном. Статуя Посланника притягивала, будто Альвине к ней ниткой привязали. Черное… белое… Разницы никакой, все храмы работают одинаково и одинаково выглядят. Но раз тянет, нужно зайти. Светлому в храм Изначальной Тьмы. Обхохочешься. А Холин с крылечка смотрит так будто уже пару раз зомбировал, упокоил и готовится сделать это еще разок в особо изощренной форме: разобрать и собрать обратно поэкзотичнее, вставив руки с ногами в не предназначенные природой места.
Свет души прятала руки в наброшенное на плечи пальто и счастливо сияла. Смотреть на этот свет было все так же сладко и так же горько.
– Зачем ты здесь на самом деле, тьен Эфар? Или лучше обращаться к тебе тиаро Валар?
– Ваша Изначальная речь все лучше, тьени, – шаркнул сапогом Альвине. – А если на самом деле, то тьен Эфар, тряс поджилками, что может потерять тебя навсегда, а агент Валар прибыл вот за этим, – Он приподнял мою руку запястьем вверх и очертил искаженную печать-ограничитель. – Можешь в двух словах, как это произошло?
– В двух – могу. Каскадный пик.
С Холином пришлось разговаривать. Так что в храм Альвине бежал как в укрытие. Вот уже где прописная язва. А тоже – сияет. Отражает ее свет, которым Альвине так щедро делится с ней, и сам же в ней отражается, в каждой ее грани, в каждом кусочке, осколке, сколе. Они оба там: он и Холин. Но Холина она слышит и зовет, а его – только слышит. Что нужно сделать чтобы и его стала звать? Оставить часть себя за гранью, как Холин оставил?
За всю свою жизнь Альвине не доводилось встречать существа упрямее, наглее и целеустремленнее. Он бесил и вызывал уважение. Он дорог Мике, а значит будет дорог и ему, потому что без этой темной сволочи она погаснет. И нужно думать, как его вытащить из бездны, куда он сам себя запинал. Запереть его темную суть в его темном теле, чтоб не думала ускользнуть. Была когда-то такая древняя казнь, когда к мертвому телу привязывали суть. Но Холин живой. Еще какое-то время будет. Значит будет время подумать.
Дверь храма поддалась, тьма воткнулась в суть иголками, но Альвине сбросил щиты и сразу стало легче. Не пытаться отгородиться – пропустить насквозь.
Алтарь из обсидиана, часть гигантской косы, поющий тьмой источник…
Я слышу, как ты звучишь…
Здесь кто-то был… Хоралом резонирующий с миром в той же тональности, что источник над алтарем. Кто?
Тень на троне за алтарем шевельнулась, полыхающий мрак осел, пропуская фигуру в плаще, шагнувшую сквозь обсидиан, будто каменной глыбы там не было.
— Дедушка Эльви?
Состояние, в котором пребывал Альвине, иначе как словом «офонарел» было не обозначить. Он встречал Голос раньше и дивился, что не может угадать, отчего этот древний кажется ему знакомым, а тут вдруг как озарение.
Действительный старейшина Фалмари и самый старый из долгоживущих Эста Эльве Фалмарэль подарил книжку и рассказывал скрипучим голосом жуткие сказки, от которых Альвине, будучи ребенком, по возвращении из «гостей» неделю спать не мог. Затмить такое впечатление было сложно, потому Альвине эту единственную встречу на всю жизнь запомнил. И тут вот.
– Это лишь его оболочка, поющий миру, – скрежетал мерзким голосом конструкт, скрытый спинкой трона, совершенно идентичный тому, что был в пещере в Фалмари-мар. – Тот, кого ты знал, сам просил меня освободить его суть от оков.
– Зачем ты призвал меня?
– Чтобы напомнить, – рука Голоса, увитая мириадами нитей, высунулась из широкого рукава, темный когтистый палец указал на «око».
– Я знаю, где мне надлежит быть, – заупрямился Альвине, ему и своих видений хватало, а «око» точно какую-то пакость подсунет. Темное же, хоть и такое же красное, как в храме Изначального Света. Глупо звучит.