Сторожа охватило негодование.
“Целый месяц его здесь терпеть?” — он зашел в каморку, что была своего рода спальней и, хлопнув по доспехам (которые мгновенно перенеслись в шкаф), развалился на кровати.
Он выглядел молодо и был хорош собой. Про такого могли бы сказать: утонченный аристократ. Хотя сторож к ним не относился. Однако его тонкие черты и бледность навевали нечто лирическое, а может, даже демоническое. Заставляли приписывать ему качества и добродетели, которыми он никогда и не обладал. Стремился, да. Был ли безупречен? Едва ли. В любом случае внешне сторож не имел изъянов. Может, оттого и не испытывал никаких терзаний из-за пересудов окружающих. Вполне возможно, они его умиляли.
Но надо признать, сейчас он был расстроен. Именно сейчас, лежа на холодной кровати с искореженными временем пружинами, он спрашивал себя: действительно ли интересен, может ли, как профессор, быть приятным в общении?
Он всегда был слишком холоден, слишком молчалив. И совершенно не умел развлекать общество. А за столько лет одиночества… Кто знает, не растерял ли он последние крохи обаяния?
— Простите. Вы здесь? — услышал он голос Юнни снаружи.
Сторож сел на кровати, отчего та скрипнула и, в который раз, пожалел, что не может крикнуть: “Сейчас. Подожди минутку. Не уходи!”
Взметнулись доспехи, скрыв своего владельца, и сторож вернулся в комнату ожидания.
Юнни ждала его, держа в руках вазу, где покачивались калипсо.
— Это потрясающе! Кивните, если их собрали вы.
На мгновение сторож почуял подвох, но все равно кивнул. К демонам сомнения! Он собирал цветы для нее.
— Спасибо, — она вдохнула их аромат, и на душе у сторожа стало спокойней. — Можно, я их заберу? Хочу засушить для гербария. Спасибо.
Юнни посмотрела на часы и стала собираться.
— Сейчас загудит, — улыбнулась она. — Мне пора, — у двери остановилась и подбежала к дивану с кошками. Внезапно всех перецеловала. Загудел поезд. — До свидания.
Юнни покинула сторожку, а он с легкой горечью обратился к питомцам:
— Как же я вам завидую.
4.2
Юнни не терпелось добраться до домика бабушки.
Она и подумать не могла, что так свезет с цветами. Уже много раз пробовала прочувствовать специи в глинтвейне — он ведь их руками касался — но все без толку. Пришлось даже к профессору обратиться, надеясь, что расскажет какую-нибудь хитрость. Однако и тот ничего интересного не выболтал. Юнни уже расстроилась: разгадка души сторожа ускользала от нее, как вода сквозь пальцы. И вдруг — цветы.
Она не сразу сообразила, что им собраны. По первости подумала, что просто кто-то забыл. А потом смотрит — вазочка. И не одна, а по всей сторожке расставлены. Сам собирал. Когда успел — не ясно, но ведь сам. И явно от всего сердца.
— Какой же он мечтательный, — перебирала лепесточки Юнни. — На все лады творит уют в хмуром логове.
Она подошла к круглому каменному домику с соломенной крышей и позвонила в колокольчик.
— Заходи, заходи, — услышала Юнни голос бабушки, — давно тебя жду. Руны говорят: с великим подарком ко мне придешь.
Не было у Юнни никакого великого подарка, только несколько цветов медленно вяли в руках.
— Да вроде нет, — вошла она в домик и пожала плечами.
— А это что? — покосилась бабушка на калипсо. — Цветы говорят, старец сорвал. Шепчут, отпустить их надо. Семена земле отдать просят. Из родных мест цвести увезли, хоть тела вернуть обещайте.
Юнни замерла. Значит, старец. Эта мелочь, весьма очевидная (привычки-то у него подходящие), ее опечалила.
— А что еще по цветам сказать можешь? — пасмурно спросила Юнни.
— Давай их сюда, — напротив, оживилась бабушка и забрала калипсо.
Юнни села в плетеное кресло и уныло уставилась в окошко. Погода на улице радовала, солнце плескалось по танцующему полю, дети запускали воздушных змеев. Однако благодатный пейзаж не окрылял, скорее раздражал. Слишком ясно, слишком шумно, слишком душно и ни одного кота.
— Ты их сама забрала? — отвлекла ее бабушка.
— Нет. Отдали.
— Отдал, — поправила бабушка. — Не юли. Чувствую, не просто так за ним следишь. Уже которую неделю у меня приемы перенимаешь. Если б не он, давно бы забросила старуху.
— Глупость какая, — возмутилась Юнни.
— Не глупость, — покачала головой бабушка. — Цветы говорят, смятений в нем много. Разногласия в сердце. А от чего? Молчат. Ох, сложный мудрец попался. Хотя, с такими всегда нелегко, — бабушка коварно улыбнулась. — Тащи мой сундук из Цветочного храма. Колдовать буду.