Все дальнейшее произошло очень быстро. Он перепрыгнул через стену жилого комплекса, приземлившись за длинным и плоским зданием, фасад которого выходил на большой общественный плавательный бассейн. Завеса пышной зелени — бананов, стерлиций и канн — огибала бассейн с расставленным на его краях снаряжением для купальщиков и шла дальше, охватывая ведущие к бассейну дорожки. Скользнув за эту зеленую изгородь, Пайк пересек территорию комплекса. Перемещаясь от одного здания к другому, он обогнул три парковки и оказался у своего дома. Входить в него он не стал, а укрылся за тетрапанаксами, которые росли вблизи угла дома, решив устроить здесь наблюдательный пункт. Место было отличное, сквозь листву хорошо просматривались и основная парковка, и дома, обращенные фасадами к его собственному.
Пайк сидел совершенно неподвижно, не ощущая, как проходит время. Он просто был здесь, укрытый зеленью, настороженный. Прошло два часа, Пайк окончательно убедился в том, что никто его не видит, но так ни разу и не пошевелился.
Все вокруг понемногу наливалось золотистым, затем медным, затем лиловатым светом и наконец окуталось пасмурной дымкой. Приезжали и уезжали автомобили. Люди хлопали калитками, выходили во вьетнамках к бассейну. Пайк вглядывался в них — с места он стронулся, лишь когда стемнело окончательно. Он прокрался к своему дому, проверил каждое окно. Второе окно кто-то взломал и поднял теперь уже опущенную раму, отчего и сработала тревожная сигнализация.
Пайк вгляделся в это окно, но увидел за ним лишь темноту. Никакого движения, из дома не доносилось ни единого звука. Он медленно поднял раму, подтянулся и оказался внутри дома.
В комнате было темно, однако из двери, ведущей в гостиную, лился свет. Пайк оставил там включенную лампу. Он вытащил «кимбер», прокрался в гостиную. Единственное движение создавалось здесь сооруженным в углу фонтанчиком — чашей с камнями, поверх которых булькала вода. От нее да еще от кондиционера исходили единственные звуки.
Людей в доме не было. Те, что приходили сюда, старались действовать осторожно — так, чтобы он не заметил их визита, — однако из кухни исчезла телефонная книжка, а телефон в спальне стоял там, куда Пайк его никогда не ставил.
Он вернулся в гостиную. Установленная им система наблюдения сбрасывала изображения на жесткий диск. Пайк включил телевизор, просмотрел запись. Вот появился мужчина с пистолетом. Ни маски, ни перчаток на нем не было — только темная футболка, джинсы и кроссовки. Длинные, прямые, темные волосы. Англо- или латиноамериканец, точно сказать трудно. Затем появился второй мужчина, ростом пониже первого, в темной, не заправленной в джинсы рубашке на пуговицах. И у этого тоже были длинные темные волосы, но кожа более смуглая — Пайк решил, что он-то уж точно латиноамериканец.
На следующем снимке первый из мужчин направлялся на кухню, второй стоял на коленях у двери. На полу различался черный ящичек, второй вроде бы держался обеими руками за ручку двери. Делает копии ключей, понял Пайк. Затем первый, обыскав дом, вернулся; второй проверил изготовленные им ключи.
Эту картинку Пайк остановил. На ней лицо первого различалось лучше, чем на всех остальных. Он достал из кармана фотографии, полученные от Бада, сравнил их с изображением на экране. Изготовитель ключей на фотографиях отсутствовал, а вот первый мужчина был одним из тех троих, что проникли в дом Ларкин.
Пайк перебрал снимки, нашел наиболее четкое изображение второго мужчины, нажал на кнопку — послышалось гудение лазерного принтера. Пайк спрятал распечатки в карман. Все остальные снимки показывали двух мужчин, покидавших дом через парадную дверь.
Пайк выключил телевизор и позвонил Ронни:
— Мне нужно, чтобы ты присматривал за домом. Двое мужчин лет двадцати-тридцати, прямые темные, довольно длинные волосы, рост — метр семьдесят, метр семьдесят пять, тот, что пониже, скорее всего, латинос.
— Они сейчас в твоем доме?
— Нет, но они вернутся. Сделали копии ключей.
— Ага. Ты хочешь, чтобы я их повязал?
— Нет, просто дай мне знать.
Пайк направился к холодильнику. Достав из него две бутылки «Короны», он вылил пиво в раковину и поставил пустые бутылки на кухонный стол. Когда эти двое вернутся, они поймут, что Пайк побывал дома. И скажут себе: приходил один раз, значит, придет и другой, и, возможно, решат подождать его.
А Пайку и нужно было, чтобы они его ждали.
5
Ларкин Коннер Баркли смотрела на удаляющийся автомобиль с таким выражением лица, словно машина Пайка была таявшим в воздухе миражом.
— Поверить не могу, что он просто взял и бросил меня.
— И правда, какая наглость, — сказал Коул. — Невежа.
— Идите вы знаете куда?
— Вы уже второй раз намекаете, что хотите заняться со мной сексом, и все же я вынужден вам отказать.
Ларкин, не дожидаясь Коула, пошла через улицу к его машине. Что делать, некоторые люди напрочь лишены чувства юмора.
Коул решил дать ей успокоиться, поэтому дорогой они молчали. У него еще оставались вопросы к девушке, но с ними можно было подождать.
По пути они остановились у маленького продуктового магазина в Таи-Тауне, решив, что в квартале, населенном представителями этнического меньшинства, Ларкин почти не рискует нарваться на человека, который ее узнает. Прося ее выйти вместе с ним из машины, Коул ожидал, что Ларкин заспорит, однако спорить она не стала. Он набил два пакета покупками: еда, молоко, пюпитр для рисования, пластмассовая линейка и две бутылки сливового вина.
Когда они возвратились домой, Ларкин удалилась в душ. Коул выложил продукты, затем перенес на стол гостиной пюпитр и свои заметки. В заметках подробно описывалось каждое здание, стоявшее в окрестностях дома Ларкин Баркли, и каждое обнаруженное Коулом в этих зданиях предприятие. Теперь он принялся за составление карты, нанося на бумагу квартал за кварталом.
Спустя какое-то время из ванной комнаты вышла обернутая полотенцем Ларкин. Она проследовала в свою спальню. Коул уже нанес на карту улицу, на которой она жила, и вычерчивал соседние. Он не сомневался в том, что Миш и Кинги оказались в тех местах не случайно. И был уверен, что федералы думают так же; из шестнадцати людей, с которыми он разговаривал, двенадцать были опрошены агентами Министерства юстиции США, пытавшимися выяснить обстоятельства столкновения двух машин.
Как раз во время этих разговоров Коул и обнаружил некоторую неувязку.
Ларкин вышла из своей спальни в свежих, опять-таки пятисотдолларовых джинсах, в черной, в обтяжку футболке «Рамонес» и с «ай-подом». Босая. Она вытянулась на диване, перебросила ноги через подлокотник, закрыла глаза, правая ступня ее покачивалась в такт музыке.
— Эй, — окликнул ее Коул.
Девушка открыла глаза, взглянула на него.
Коул спросил:
— Федералы знали, что Миш — это Миш, еще до того, как вы опознали его?
— Нет. Они ужас как разволновались, когда мы наконец установили его имя.
Коул снова задумался о том, как развивались события. На следующий день после столкновения федералы опросили двенадцать человек. Все двенадцать сказали Коулу, что федералы показывали им фотографии двух мужчин, и все описали эти фотографии одинаково. Выходит, Питман еще до встречи с девушкой знал или хотя бы подозревал, что убежавший с места столкновения мужчина — это Миш, и солгал на этот счет.
Спустя двадцать минут Ларкин встала с дивана и подошла к окну. Уже смеркалось, скоро придется задернуть шторы.
— Если вы голодны, — сказал Коул, — я могу приготовить еду.
Она его не услышала. Коул скатал лист бумаги в комок и бросил его в спину девушке. Ларкин обернулась, сняла наушники: