— Давно пора, Ларкин, — сказал отец девушки. — Мы уже переволновались. Поехали отсюда.
Ларкин не сдвинулась с места:
— Я никуда ехать не собираюсь. Мы здесь, чтобы предупредить тебя.
Отца Ларкин услышанное, похоже, встревожило.
— Но мы страшно волновались за тебя. — Он взглянул на Клайна. — Скажи ей, Гордон, пусть она не ведет себя так.
Пайк смотрел на Бада и обращался только к нему:
— Питман обманул вас. Человек, которого он называл Александром Мишем, не Миш. Миш умер пять лет назад.
Гордон Клайн всплеснул руками:
— Мы не хотим ничего слышать. Я возбужу против вас дело о похищении. Едва увидев вас, я понял, что вы сумасшедший.
Ларкин повысила голос, теперь он звучал гневно и резко:
— Заткнитесь! — Она схватила отца за руку. — Пожалуйста, просто выслушай меня. Мы приехали, чтобы предупредить тебя.
Вид у Баркли был самый страдальческий:
— Не надо так, Ларкин. Мы все за тебя волновались.
Пайк достал из кармана полученный по факсу снимок, протянул его Баду:
— Вот это Миш. Тот, чьи фотографии Питман показывал Ларкин, Мишем не был.
Клайн и Баркли через плечо Флинна вгляделись в снимок.
Ларкин не сводила глаз с отца:
— Они солгали нам, папочка.
«Папочка». Не похоже, что она часто прибегала к этому слову. Пайк мысленно похвалил ее, но почувствовал и печаль.
Клайн набрал воздуха в грудь:
— Мы все видели те фотографии, и я согласен с вами, на них был изображен другой человек. Но это еще не значит, что нас обманывали. Два разных человека могут носить одно имя.
Бад просмотрел присланные вместе со снимками документы:
— Имя у двух разных людей одним и тем же быть может, однако досье арестов — нет. А это досье совпадает с тем, которое дал мне Питман, когда я подключился к делу.
Гордон приподнял брови:
— Вот как? В таком случае мы можем отпустить Пайка. Пусть уходит. Нам нужно доставить Ларкин домой, а после задать мистеру Питману несколько вопросов. И будьте уверены, если меня не устроят его ответы, он пожалеет о том, что родился на свет.
— Домой я не поеду.
Клайн состроил лицо человека, который никак не может поверить в то, что какая-то девица способна доставить людям столько хлопот, и усталым голосом произнес:
— Флинн, будьте добры, посадите ее в машину.
— Нет, сэр. Если она сядет в машину, то только по собственной воле.
— Дома ей угрожает опасность, Клайн, — сказал Пайк.
Гордон Клайн взглянул на Пайка из-под кустистых бровей и с нарочитой мягкостью осведомился:
— Вы с ней спите?
У Пайка дернулся уголок рта, он перевел взгляд на Коннера Баркли. Тот на услышанное не отреагировал.
— Идите вы на хрен, Гордон, — сказала Ларкин.
— Здесь чинят помехи правосудию. Этот человек, Пайк, создает вокруг вас опасные ситуации и не подпускает к вам людей, которые пытаются вам помочь. Я хочу сказать только одно: у Питмана могли иметься достойные причины для того, чтобы поступить так, как он поступил. Мы расспросим его, и для него же будет лучше, если он все нам объяснит.
— Заодно спросите у него и о том, — сказал Пайк, — почему он притворился, будто не знает, кто был с Кингами, когда в них врезалась Ларкин.
— Вы хотите сказать, что он это знал?
— Он показывал людям фотографии этого человека уже на следующий день после столкновения — за два дня до того, как встретился с Ларкин. Спросите также о том, почему человек, которого он объявил Мишем, все еще пытается убить Ларкин, несмотря на то что Кинги мертвы.
Клайн покачал головой:
— Я разговаривал с агентом Питманом сегодня утром. По его словам, они по-прежнему продолжают разыскивать Кингов.
— Кингов убили больше недели назад. Мы нашли их вчера.
— Не понимаю.
— Кто-то оставил их трупы, — сказала Ларкин, — точно на том месте, где я врезалась в машину, Гордон. Дом 18187. Я думаю, это предупреждение, говорящее, что меня ожидает та же участь.
Бад уставился на Пайка:
— Как это?
— Их казнили в другом месте, а затем привезли на склад.
— К чему вы клоните? — спросил Клайн. — Вы считаете, что за покушениями на жизнь Ларкин стоит Питман?
— Я не знаю. Это могло бы объяснить утечку информации, однако наверняка нам известно только одно: все, что он говорил вам, — ложь.
— Будь осторожен, папочка, — сказала Ларкин. — Ему нельзя верить.
Теперь Клайн сосредоточился исключительно на Пайке:
— Этот человек, который не Миш, — вам известно, кто он?
— Возможно, у нас имеются отпечатки его пальцев. Они позволят установить его личность.
— Как юрист, я должен предупредить вас: если вы скрываете от полиции какие-то улики, вас могут обвинить и, вероятно, обвинят в том, что вы чинили препятствия правосудию, а возможно, и были соучастником преступления. Я хочу, чтобы вы знали это.
— Я, пожалуй, рискну, — сказал Пайк.
Клайн кивнул:
— И еще, к вашему сведению. Вы уволены. Вам понятно, Бад? Этот человек больше не состоит у нас на службе.
Ларкин закричала:
— Да что с вами такое? Вы вообще не слышали того, что мы говорили?
— Ларкин, милая, — сказал ей отец, — он же нарушает закон. Мы не можем в этом участвовать.
— Мы приехали сюда, чтобы предупредить тебя, папочка!
Клайн произнес:
— У меня много дел, Коннер. Поехали отсюда.
И он направился к «хаммеру».
Коннер Баркли нахмурился:
— Все это ставит под угрозу мои отношения с правительством, Ларкин. Подумай о том, что скажет Налоговое управление. Или Комиссия по ценным бумагам.
Оказывается, речь шла вовсе не о безопасности Ларкин. Речь шла о ее отце. О том, что про него могут сказать или подумать.
— Бад, — произнес Пайк, — доведи до сведения мистера Баркли, что ни на тебя, ни на него я не работаю и никогда не работал.
И Пайк взглянул на Ларкин:
— Я всего лишь помогаю другу.
Девушка бросилась к «лексусу», Пайк последовал за ней.
— Пайк… — Он оглянулся и увидел на лице у Бада скупую улыбку. — Если я буду нужен, позвони.
Парковку Пайк покинул быстро. Он понимал, что утратил элемент неожиданности. Гордон Клайн, вероятно, уже названивал Питману. Теперь надо действовать как можно быстрее.
— Что будем делать? — спросила Ларкин.
— Двигаться дальше.
Она тронула его за плечо:
— У нас же нет никакой поддержки.
— У нас ее никогда и не было.
В Бербанке он заехал на парковку супермаркета «Сейфуэй», вылез из машины и подошел к багажнику. Там среди его и Ларкин вещей лежало все, что он забрал у Хорхе и Луиса. Пайк нашел фотографию Ларкин, захлопнул багажник, потом вернулся за руль и выехал со стоянки.
Ларкин спросила:
— Что это?
— Ваша фотография. Человек, который преследует вас, дал ее Луису, значит, на ней могли остаться отпечатки его пальцев.
Пайк вытащил телефон. Он уже набирал номер, когда Ларкин заговорила снова:
— Знаете, что самое поганое? Я люблю его.
— Да. Я своего тоже любил.
Этого Пайк не говорил до сих пор никому. Даже Элвису Коулу.
Ну и пожалуйста — он снова сидит здесь по окончании рабочего дня, нарушает трудовое законодательство, пересекает на бреющем полете стопроцентную зону свободного огня, — если эта сучка Мэрион застукает его, она ему точно задницу надерет, — и все-таки Джон Чен ЛЮБИТ такие дела до беспамятства! Может, еще сильнее, чем танг.
Ладно, не увлекайся. Лучше танга ничего не бывает.
Джон Чен хихикнул, издав что-то вроде шелестящего «хе-хе-хе». Ребята вечно вышучивали его смех (как и все остальное в нем), однако сейчас Чену это было до лампочки, потому что двадцать минут назад Джон Чен ощутил себя МУЖЧИНОЙ!
Когда Джо Пайк позвонил и попросил его бросить все и заняться отпечатками пальцев, на Чена словно благодать снизошла. Его близкий друг Джо Пайк нуждается в Джоне Чене, ценит знания Чена и его мастерство.