Она свернула на Океанскую с Сан-Висенте и с ревом полетела сквозь тьму ему навстречу.
Ларкин пронеслась мимо Пайка, развернулась и затормозила рядом с ним. Теперь она водила другой «астон», жемчужно-белый. Верх машины был откинут. Волосы Ларкин снова покрасила в рыжий цвет. На губах у нее играла улыбка. Пайк был рад тому, что к ней вернулась былая уверенность в себе.
— Только сумасшедшие бегают в такую рань.
— Только сумасшедшие, гоняют в такую рань на машине.
— Я расспросила твоего дружка, Коула. Ты же больше не отвечаешь на мои звонки.
Пайк действительно перестал отвечать на них. В первые недели после тех событий они разговаривали часто и много, и теперь Пайк просто не знал, что еще он может ей сказать.
С секунду она собиралась с духом, а затем сказала ему то, что хотела сказать, то, ради чего приехала.
— Я больше не буду тебя донимать. Но это вовсе не означает, что ты не можешь мне позвонить — если вдруг передумаешь.
— Хорошо.
Глаза у нее потемнели от гнева, совсем как раньше:
— Дружок, у тебя все получается как-то уж слишком легко. Мог бы по крайней мере попритворяться немного.
— Только не с тобой.
Машина медленно ехала вровень с ним.
Немного помолчав, Ларкин спросила:
— Ты веришь в ангелов?
— Нет.
— Я верю. Потому и вожу вот так машину по ночам. Ищу ангелов. Они ведь появляются только ночью.
На это Пайку нечего было ответить, и потому он промолчал.
Ларкин взглянула на него:
— Наверное, ты думаешь, что слишком стар для меня. И готова поспорить, ты ненавидишь богатых людей.
— Ты уж выбери что-то одно.
Ларкин снова улыбнулась, и Пайка это порадовало. Он любил ее открытую улыбку. Но тут улыбка увяла, а глаза Ларкин наполнились слезами, и вот это ему уже не понравилось.
— Скорее всего, ты думаешь, что я с этим справлюсь, — ну так нет. Я люблю тебя. Черт знает как сильно. Для тебя я готова на все.
— Я знаю.
— Готова даже звонить перестать.
И «астон-мартин» с ревом понесся прочь — двигатель машины даже вскрикнул, словно от боли. Пайк смотрел на хвостовые огни. Машина свернула на Сан-Висенте, к востоку, и полетела к городу.
— Я люблю тебя, — сказал Пайк.
Он бежал в темноте, один, и жалел, что койотов нет рядом.
Джон Стоун смотрел на лазурный залив, и ему казалось, что он видит море, заполненное парусниками 1700-х, вождение которых требовало умелых рук и обильного пота.
Такое настроение навеял ему этот дом — дворец с видом на Сиамский залив, на прекрасный хаос джунглей, уступающий место безупречному белому пляжу и синейшему простору океана и неба.
Джон Стоун еще думал о кораблях, когда тишину нарушил долетевший с дальней стороны дома одиночный хлопок.
Стоун посмотрел на часы, потом оглянулся на дом.
Обычно в нем работали четверо слуг. Повар, лакей, горничная и живший при доме садовник. Три недели Джон изучал их передвижения, а затем устроил так, что сегодня никого из них в доме не оказалось.
Когда один из ребят Джона взял след Гордона Клайна, тот именовался уже Джорджем Перкинсом. Местным властям он сказал, что ушел на покой, продав права на управление тридцатью двумя ресторанами «Макдоналдс».
Стоун пошел к кабинету Клайна не самым коротким путем — через дом. Полутораметровые пальмы в каждой комнате, бар с помятой медной стойкой метров в шесть длиной, оборудованный терморегуляторами винный кабинет размером со спальню Стоуна, огромный, наполненный соленой водой аквариум с амазонскими неоновыми тетрами. Человек, располагающий ста двадцатью миллионами, может купить почти все — и однако же, не все.
Тело лежало ничком на прекрасном кожаном диване, свесив с него руку и ногу. Из единственного пулевого отверстия под ухом на пол еще стекала кровь.
— Все улажено? — спросил Стоун.
— Почти.
Пайк стоял за письменным столом покойного, укладывая ноутбук в картонную коробку. Где-то среди всего этого должна была находиться финансовая информация, указывающая, куда Клайн запрятал деньги Ванича.
Стоун снова взглянул на труп.
— Кусок дерьма. Лучше бы ты его мне оставил.
И он, испытывая разочарование, опустил пистолет. Джон с этого сукина сына шкуру бы заживо содрал. Джон Стоун был в разное время и солдатом, и наемником, и брокером, заключавшим частные военные контракты, даже наемным убийцей, однако всегда оставался патриотом.
Пайк вышел, держа в руках коробку, из-за письменного стола.
— Все забрал? — спросил Джон.
Пайк хмыкнул. Видимо, у него это сходило за «да».
— Питман сумеет вытянуть из жестких дисков что-нибудь полезное.
Джон заработал на контракте Пайка целое состояние, а Пайк не взял себе ни гроша. И не возьмет. Ну, правда, он заставил Джона помочь ему найти Клайна. Что было совсем нелегко.
— Держи, — сказал Пайк.
Он впихнул в руки Стоуну картонную коробку и вернулся к столу. Там он достал из кармана фотографию девушки, Ларкин Коннер Баркли, и прислонил ее к сигарной коробке негодяя, лицом к его трупу. Странный он все-таки тип, Пайк.
— Ладно, — сказал Пайк. — Закончили.
Они доехали до аэропорта, вернули машину в бюро проката и направились к аэровокзалу.
— Я бы курнул, — сказал Стоун. — Постоишь со мной?
— Встретимся у выхода на поле.
Стоун закурил, глядя, как Пайк входит в здание вокзала. У него был с собой один из тех сотовых, по которым можно звонить из-за границы домой. Он набрал номер в США, подождал ответа и, услышав его, сказал:
— Все закончено. Мы возвращаемся домой.
— Слава богу. С ним все в порядке?
— Он сделал то, что должен был сделать, ты же знал: так оно и будет. Этот парень — бульдог.
— Он хороший человек.
— Да, мистер Флинн, хороший. Потому-то он и Пайк.
— Ладно, ребята, спокойного вам возвращения.
Стоун завершил вызов, докурил, наслаждаясь чистым небом и пропитанным сладострастием воздухом, сигарету. Наконец объявили посадку, и он вошел в здание вокзала, чтобы встретиться с Джо Пайком у выхода на летное поле.
Роберт Крейс
Роберт Крейс рос в рабочей семье, причем трое его дядюшек и двое двоюродных братьев были полицейскими. Когда Крейс оканчивал школу, его прочили в инженеры. Однако купленный им у букиниста роман «Сестричка» Раймонда Чандлера изменил всю его жизнь. Крейс начал читать запоем, бросил университет, поступил на писательские курсы, а в начале семидесятых уехал в Голливуд.
Несколько лет он участвовал в съемках любительских фильмов и печатал рассказы, а затем произошел настоящий прорыв. Его включили в группу сценаристов, работавших над созданием самых популярных телевизионных полицейских шоу США, в том числе «Куинси» и «Закон Лос-Анджелеса». «Работая на телевидении, я понял очень многое: как создавать характеры и диалоги и как развивать сюжет. Однако я имел дело с персонажами, которых придумал кто-то другой, и работа над ними всегда требовала совместных усилий». Он говорит, что в кино и на телевидении «писатель не несет ответственность за то, что вы видите на экране, ведь к этому прикладывает руки куча людей». В итоге Крейс бросил высокооплачиваемую работу сценариста, чтобы заняться тем, что он считал своей настоящей задачей. «Для меня писательство всегда было равнозначным свободе, а роман — сновидению. Книги — это мой Диснейленд, мой парк аттракционов. Я мог создавать в них то, что хочу». Его первые две пробы сил так и остались неопубликованными. Случившаяся в 1985 году смерть отца дала Крейсу идею его дебютного романа «Дождевик обезьянки», ставшего началом пути, который привел его к славе.
В романе «Сторож» дуэт созданных Крейсом детективов, Элвиса Коула и Джо Пайка, появляется уже в одиннадцатый раз.